Волк с Уолл-стрит 2. Охота на Волка

– Во многом это происходило потому, что все зарабатывали так много денег, и поэтому никто не хотел раскачивать тележку с яблоками, – я остановился, чтобы мои слова получше дошли до них, – но это не все: самое главное – все защищали стрэттонский образ жизни. Вот что все делали: защищали нашу жизнь.

– Поясните, что вы понимаете под словами «наша жизнь», – с некоторым намеком на сарказм сказал Ублюдок.

Я пожал плечами.

– Ну, помимо всего прочего, это означало самые крутые тачки, самые модные рестораны, самые большие чаевые, самые клевые шмотки, – я, словно сам себе не веря, помотал головой, – мы ведь все делали вместе. Каждую минуту, пока мы бодрствовали, мы были вместе. И не только на работе, но и дома тоже.

Я заглянул прямо в темные, как ночь, глаза Ведьмы.

– Вот почему я говорю, что мы исповедовали культ «Стрэттон», Мишель. Там все были за одного, а один за всех, и, конечно, это многое значило для каждого. И никаких чужаков – никогда.

Я оглядел их всех.

– Вы понимаете?

Все, включая Ведьму, кивнули.

Ублюдок сказал:

– То, что вы говорите, вполне разумно, но мне казалось, что большинство ваших первых служащих были с Лонг-Айленда, из Джерико, из Сайоссета?

– Примерно половина, – быстро ответил я, – и на то была причина, но мы забегаем вперед. Давайте лучше обо всем по порядку.

– Прекрасно, – ответил Ублюдок, – очень продуктивный подход.

Я кивнул, собираясь с мыслями.

– Итак, вернемся к Бэйсайду. Как это ни смешно, но подростком я дал клятву, что уеду оттуда, как только разбогатею. Мне было около пятнадцати лет, когда я понял, что где-то есть другая жизнь – лучшая, как мне тогда казалось. Я имею в виду жизнь богатых и влиятельных людей. Вы помните, что я вырос в небогатой семье, так что такие экстравагантные штуки, как особняки, яхты, личные самолеты – все то, с чем теперь я ассоциируюсь, – были бесконечно далеки от меня. В Бэйсайде жил только средний класс, особенно в той части, где я вырос.

Я ностальгически улыбнулся.

– Все перебирались туда из Бронкса и других частей Квинса, из тех районов, которые… ну знаете… изменились. Мои родители переехали туда из Южного Бронкса, из того места, которое сейчас стало настоящей помойкой, – Джоэл, что же вы ничего не записываете?

– Все, что я записываю, я должен буду предоставить защите, кого бы она в конце концов ни защищала, – заговорщицки улыбнулся Ублюдок, – так что, в моем конкретном случае, как раз чем меньше, тем лучше. Но продолжайте, продолжайте, у меня прекрасная память.

Я кивнул:

– Хорошо. Мои родители переехали в Бэйсайд, чтобы избавить меня от неприятностей, связанных с детством в Бронксе. Мы жили в шестиэтажном доме в одном из тех районов с государственной поддержкой, которые тогда росли как грибы. Там было прекрасно: покрытые травой футбольные поля, детские площадки, забетонированные дорожки для прогулок, деревья для того, чтобы строить на них дома, кусты, чтобы играть в прятки. Но, что особенно важно, там были сотни детей, из которых потом можно было набрать множество будущих стрэттонцев. И все они получили хорошее образование, – я остановился, обдумывая свои слова, – хотя образование – это, конечно, палка о двух концах.

– Почему? – встрял Псих, который, по-моему, просто балдел от меня.

– Ну, – ответил я, – к тому времени, когда мы стали подростками, мы были уже достаточно образованными для того, чтобы понять, как мало нам было всего дано. Другими словами, мы понимали, что хоть и не умираем с голоду, как дети в Африке, но у других всего намного больше.

Я остановился для вящего эффекта.

– Так считали все у меня в районе. У нас были безграничные надежды и чувство, что мы все имеем право в один прекрасный день разбогатеть и переехать на Лонг-Айленд, где водятся настоящие деньги, а люди живут в собственных домах и ездят на «кадиллаках» и «мерседесах».

– Алан Липски жил в том же доме, что и вы? – спросил Псих.

– Да, – ответил я, – на том же этаже. И Энди Грин, которого вы, может быть, знаете под кличкой Вигвам, жил в нескольких кварталах от нас. Хотя тогда никто не звал его Вигвамом, он облысел только к одиннадцатому классу.

Я пожал плечами.

– А свой первый парик он завел на первом курсе колледжа. Вот тогда он стал Вигвамом.

Я снова пожал плечами, размышляя о том, не окажется ли Энди Грин в этой самой комнате в недалеком будущем. В конце концов, он возглавлял отделение корпоративных финансов «Стрэттон» и отвечал за поиск таких ценных бумаг, которые можно было бы выбросить на рынок и при этом остаться чистыми перед Комиссией по ценным бумагам. Он был хорошим человеком, но пришел бы в отчаяние, если бы ему пришлось отправиться в тюрьму, а там бы его заставили снять парик – несмотря на то, что это был самый ужасный парик по эту сторону бывшего железного занавеса.

– Ну ладно, – продолжил я, – в общем, Алан жил в квартире 5-К, а я жил в квартире 5-Ф, и мы были друзьями с пеленок. Полагаю, вы в курсе, что я дал Алану возможность получить соответствующую подготовку и финансирование, и я объяснил ему правила игры.

Все кивнули.