Волк с Уолл-стрит 2. Охота на Волка

– Да, может. Иногда он использует его, когда хочет четко продумать историю для прикрытия. Он говорит «фьюить», когда хочет сказать: «Ну теперь, когда мы сотворили новые фальшивые документы, власти никогда не смогут ни в чем разобраться!» Но в большинстве случаев он имеет в виду именно то, о чем говорил Грег.

Алонсо недоверчиво поднял плечи.

– А что насчет хлопка? Как он влияет на смысл слова «фьюить»?

Одержимый обмяк, словно подстреленное животное.

– Мне нужно передохнуть, – сказал он сквозь зубы, вышел, не произнеся больше ни слова, из комнаты для опроса агентов и тихонько закрыл за собой дверь, злобно бормоча себе что-то под нос.

Алонсо посмотрел на меня и пожал плечами:

– Нам всем непросто, – заметил он.

Я согласно кивнул.

– Особенно Гаито. Не могу поверить, что он выходит с этим в суд. В этом нет смысла.

– Я тоже не понимаю, – согласился тот, – вряд ли когда-либо мне встречалось более бесспорное дело, чем это. Для Гаито это самоубийство. Кто-то дал ему очень плохой совет.

– Ну да, например, Бреннан, – ответил я, – наверное, это он.

Алонсо снова пожал плечами.

– Я уверен, что он имеет к этому какое-то отношение, но дело не только в нем. Рон Фишетти – один из лучших адвокатов по таким делам, и я не верю, что он позволил бы Гаито так поступить просто потому, что Бреннан дал подобный совет. Мне кажется, мы чего-то не знаем. Понимаете, о чем я?

Я медленно кивнул, подавив в себе желание сказать ему, что я на самом деле об этом думал: Голубоглазый Дьявол собирался подкупить одного из присяжных. Гаито требовалось только это: если один присяжный воздержится, то Глисону придется прекратить процесс.

Конечно, у меня не было никаких доказательств, но подобные истории рассказывали о Голубоглазом Дьяволе уже много лет – и в этих историях исчезали улики, свидетели отказывались от показаний, судьи принимали удивительные решения в его пользу, а представители прокуратуры выходили из процесса прямо перед его началом. Но я оставил свои мысли при себе и только сказал:

– Я думаю, что Фишетти постарается сосредоточиться на мне, а не на фактах. Если он сможет внушить присяжным настоящую ненависть ко мне или, еще лучше, презрение, то тогда они оправдают его из принципа.

Я пожал плечами.

– Так что он постарается представить меня наркоманом, любителем шлюх, лжецом, прирожденным обманщиком – ну, в общем, скажет обо мне все хорошее.

Алонсо покачал головой.

– Ему это не удастся, потому что я сделаю это раньше него. Не воспринимайте это как что-то личное, но, когда мы придем в суд, я буду очень суров с вами. Ничего не смягчу, особенно в том, что касается вашей личной жизни.

Он наклонил голову.

– Понимаете, о чем я?

Я грустно кивнул:

– О том случае с Надин на лестнице.

Он кивнул в ответ:

– И о том, что случилось после этого с вашей дочерью. Я вытащу все-все темные истории. И вы не должны пытаться ослабить впечатление от них или как-то их объяснить. Вы просто будете говорить: «Да, я столкнул свою жену с лестницы» или «Да, я выбил ворота гаража машиной, в которой на переднем сиденье сидела моя не пристегнутая ремнем дочка». Поверьте мне, если вы попытаетесь уменьшить свои проступки, то Фишетти во время перекрестного допроса сделает новую дырку у вас в заднице. Он сразу же скажет: «Так значит, мистер Белфорт, вы утверждаете, что на самом деле не ударили свою жену так, что та упала с лестницы, потому что она стояла только на третьей ступеньке. Но минутку, мистер Белфорт, вы ведь не просто ударили ее, вы столкнули ее, а это совсем другое дело. Так что из ваших слов можно сделать вывод о том, что мужчина имеет право столкнуть свою жену с трех ступенек, а потом, находясь под воздействием кокаина и метаквалона, поставить под угрозу жизнь своей дочери, бросив ее на сиденье своего „мерседеса“ ценой в девяносто тысяч долларов и выбив машиной ворота гаража».

Алонсо улыбнулся.

– Представляете себе?

– Да, представляю и совсем этого не хочу.

– Никто из нас этого не хочет, – согласился он, – но таковы факты, с которыми мы имеем дело.

Я покорно кивнул, а Алонсо продолжил:

– Но есть и хорошая сторона. Мы сможем рассказать, как вы прошли реабилитационный курс и избавились от зависимости. А потом вы расскажете, как теперь ходите в школы и рассказываете детям о вреде наркотиков.

Он ободряюще улыбнулся.

– Уверяю вас, если вы будете вести себя честно, то все будет в порядке. Наркомания – это болезнь, и люди простят вам ее.

Он пожал плечами.

– Вот если бы любовь к шлюхам тоже была болезнью, тогда у нас все было бы в порядке.

Тут он засмеялся.

– Смешно, правда?

– Да, – ответил я с улыбкой. Чертов истерик! Мне придется подтвердить под присягой, что я переспал с тысячей шлюх всех видов и размеров. Вопрос заключался только в том, попадет ли это в газеты. «Нью-Йорк пост» просто обожает подобные грязные истории.

Алонсо вытащил из кармана штанов запечатанную пачку «Мальборо» и дешевую одноразовую зажигалку.