Косичка у мужчины была сплетена из рыжевато-каштановых волос, напоминавших по цвету растение перекати-поле. Она была очень высокой на макушке и вздымалась на добрых три дюйма над его темным черепом, на висках плотно прижималась к нему, а сзади спускалась на несколько дюймов ниже воротника его светло-серой форменной рубашки. Рыбий хвост у женщины был такой же конструкции, но ее волосы были цвета ананаса и намного длиннее на затылке.
За предыдущую неделю я собрал кое-какую информацию, и кто-то осведомленный (то есть один из бывших гостей этого заведения) сказал, что мне надо приехать туда в сером тренировочном костюме, белой футболке и белых кроссовках. Все остальное будет у меня конфисковано и отправлено в коробке родным. Единственное исключение сделают для теннисной ракетки, которую мне позволят пронести с собой. Он настоятельно рекомендовал мне сделать это, потому что ракетки из тюремного отдела досуга были весьма посредственного качества.
Именно поэтому в пятницу 2 января 2004 года я зашел в административное здание в сером спортивном костюме и с новенькой теннисной ракеткой фирмы «Хед» под мышкой правой руки.
– Я Джордан Белфорт, – сказал я двум принимавшим меня рыбьим хвостам, – явился, чтобы начать отбывать свой срок.
– Добро пожаловать в Тафт, – сказал женский рыбий хвост на удивление дружелюбным тоном, – присядьте вон там.
Она показала на стулья.
– Кто-нибудь займется вами через несколько минут.
Через несколько минут появился третий охранник. Он был невысоким, коренастым, бледным, не слишком красивым, с бедрами, которые подошли бы роженице, и с неуклюжей походкой, наводившей на мысль о низком уровне интеллекта. На нем была такая же серая форма охранника, как и на других, хотя казалось, что она у него подбита толстым слоем ваты. В правой руке он держал папку. На его узком черепе тоже красовался светло-каштановый рыбий хвост, настолько пышный, что там легко поместилось бы птичье гнездо. Он заглянул в свою папку и сказал:
– Вы Белфорт?
– Да, – ответил я, в ту же секунду осознав, что больше не был ни мистером Белфортом, ни даже Джорданом Белфортом, а стал просто Белфортом.
– Хорошо, – скучающе произнес он, – следуйте за мной, Белфорт.
Он провел меня через несколько не предвещавших ничего хорошего стальных ворот, последние из которых захлопнулись за мной с мрачным «бум». Невысказанное послание сводилось к следующему: «Теперь ты заключенный, и все, что ты знал во внешнем мире, не имеет никакого значения». Потом мы пришли в маленькую комнату, где не было ни окон, ни стола, ни стульев, и только в глубине ее с потолка свисал большой белый занавес.
– Почему у вас с собой теннисная ракетка? – резко спросил охранник.
– Меня отправляют в колонию, и мне сказали, что я могу взять с собой теннисную ракетку.
– Уже нет. Несколько лет назад правила изменились.
Он несколько мгновений смотрел в свою папку, а затем сказал:
– Вы уверены, что вас отправляют в колонию? Здесь сказано, что вас отправляют на нижний уровень.
В Тафте было два различных отделения: «нижний уровень» и колония. На нижнем уровне жили
Стараясь сохранить спокойствие, я сказал:
– Я уверен, что меня отправили в лагерь, судья рекомендовал так поступить в тексте приговора.
Он спокойно пожал плечами:
– Вы можете обсудить это со своим консультантом, дайте мне ваши кроссовки.
– Мои кроссовки? – Я посмотрел на мои новенькие кроссовки фирмы «Найк». – А что с ними не так?
– На них есть красная полоска. У нас разрешены только абсолютно белые кроссовки. Мы отправим их вашим родным вместе с теннисной ракеткой. А сейчас идите за занавес и разденьтесь догола.
Я сделал, как мне было сказано, и через две минуты уже охранник заглянул мне за уши, провел пальцами по моим волосам, открыл мне рот и поднял язык, поднял сначала одну, потом другую ногу и, наконец, приподнял мой «мешочек для орешков» (как он его назвал), а затем отдал мне тренировочный костюм и сказал, чтобы я одевался. Затем он выдал мне синие холщовые тапочки вроде тех, которые председатель Мао выдавал политическим диссидентам, отправляя их в свои лагеря для перевоспитания.
– Ваш консультант – миссис Ричардс, – сказал охранник, – она будет здесь через час. А пока устраивайтесь поудобнее.
Его последние слова содержали большую дозу иронии, ведь в комнате не на чем было сидеть, кроме как на полу, покрытом дешевым линолеумом. Затем он ушел, заперев за собой дверь.