Теперь она возвращалась. Стакан был полон до краев, голубые глаза испускали смертельные лучи, челюсть фотомодели выдвинулась вперед чуть ли не на милю, а ее ноги… Господи! Я не мог отвести от них глаз. Впрочем, на это все равно теперь не было времени. Волку пора было снова становиться опасным. Волку пора показать свои клыки.
Я вытащил руки из-под белого шелкового одеяла, стараясь не зацепиться за тысячи маленьких, нашитых вручную жемчужин. Потом я слегка расставил локти, словно крылышки у цыпленка, чтобы раздраженная Герцогиня могла увидеть с высоты птичьего полета мои мощные бицепсы. И громко и решительно сказал:
— Не смей обливать меня водой, Надин. Я серьезно говорю! Я разрешил сделать тебе это дважды, чтобы ты дала выход своей злости, но продолжать дальше… это все равно что втыкать нож в мертвое тело, и так уже лежащее в луже крови. Это же омерзительно, блин!
Она приостановилась — но только на секунду. Затем издевательским тоном заметила:
— Что ты тут выгибаешь руки? Ты выглядишь как полный идиот!
— Я вовсе ничего не выгибаю, — ответил я, перестав выгибать руки. — Тебе разве не нравится, что у тебя муж в такой хорошей форме, а, милая?
Я улыбнулся ей своей самой обаятельной улыбкой:
— Ну а теперь иди скорее сюда и поцелуй меня!
Как только эти слова слетели с моего языка, я понял, что совершил ошибку.
— Поцеловать
Она просто кипела от омерзения.
— Да я готова отрезать к чертовой матери твои яйца и засунуть их в какую-нибудь коробку из-под своих туфель! Чтобы ты их никогда больше не нашел!
О господи, она была права! Ее шкаф для туфель был размером со штат Делавэр, и мои яйца затерялись бы там навсегда. Я сказал тоном максимального смирения:
— Пожалуйста, дай я тебе все объясню, моя сла… — то есть моя милая. Пожалуйста. Умоляю тебя!
Ее лицо неожиданно смягчилось.
— Я тебе не верю, — сказала она, шмыгнув носом. — За что мне это? Я хорошая жена. Красивая жена. И при этом мой муж возвращается домой под утро и разговаривает во сне с другой женщиной!
Она с омерзением протянула:
— «О-о-о! Венеция… Иди ко мне, Венеция!»
О господи! Сколько неприятностей может доставить этот кваалюд. Теперь она плакала. Просто ужас. Как же мне затащить ее в постель, если она плачет? Мне нужно как-то переключить передачу, придумать какую-то новую стратегию.
Я сказал голосом, которым обычно разговаривают с тем, кто стоит на краю обрыва и угрожает прыгнуть вниз:
— Миленькая, поставь, пожалуйста, на место этот стакан с водой и перестань плакать. Пожалуйста. Я все тебе объясню, честное слово.
Медленно, неохотно она опустила стакан до уровня талии.
— Ну давай, — сказала она недоверчиво, — послушаем еще одну сказку профессионального лжеца.
Это было правдой. Волк
— Во-первых, ты все вывернула наизнанку. Я не позвонил тебе вчера вечером только потому, что понял, что задерживаюсь, уже почти в одиннадцать. Я знаю, как ты ценишь возможность пораньше лечь, и решил, что ты уже спишь и поэтому не имеет смысла звонить.
Герцогиня тут же взорвалась:
— Ох, какой же ты заботливый, блин! Пойду поблагодарю судьбу за то, что у меня такой заботливый муж! — ее слова сочились сарказмом, словно гноем.
Я проигнорировал сарказм и решил пойти напролом:
— И насчет Венеции ты тоже поняла абсолютно неправильно. Я говорил вчера с Марком Паркером о том, чтобы открыть ресторан в Венеции, штат Калиф…
ПЛЮХ!
— Ах ты чертов лгун! — завопила она, срывая шелковый халат, задуманный в тон всей комнате, со спинки стула, обитого неприлично дорогой белой тканью. — Чертов лгун!
Я демонстративно вздохнул с видом оскорбленной невинности.
— Ну хорошо, Надин, ты сегодня уже повеселилась. А теперь иди ко мне в кровать и поцелуй меня. Я все равно тебя люблю, хоть ты и облила меня с головы до ног.
— Ты что же это… похоже, хочешь
Я с энтузиазмом закивал — просто-таки семилетний мальчуган, отвечающий мамочке на вопрос о том, не хочет ли он мороженого.
— Отлично, — завопила Герцогиня, — ну так и трахни сам себя!
С этими словами ее соблазнительная светлость Герцогиня Бэй-Риджская рывком открыла дверь — тяжелую дверь из красного дерева весом в семьсот фунтов и высотой в двенадцать футов, достаточно прочную, чтобы выдержать ядерный взрыв в двенадцать килотонн, — и вышла из комнаты… тихонько прикрыв ее за собой. Дело в том, что если бы она хлопнула дверью, то отправила бы неправильный сигнал всем нашим слугам сразу.