Мне оставалось только ждать. Предвыборный рейтинг показал, что Лео поддерживают пятьдесят процентов избирателей, а на моей стороне едва ли треть голосов. Положение можно было исправить, но время поджимало, оставалась неделя, а тут еще полная неизвестность с громким процессом. Пресса недели была посвящена больше судьбе Остина Пейли, чем выборам. Трудно предсказать, что горожане думают об этом процессе, но вполне возможно представить, что начнется, когда бедолага Остин на белом коне покинет зал суда, бросив мне упрек в дилетантстве. Меня беспокоил не только исход Дела. Я беспрестанно думал о самом Остине. Он может вырваться на свободу. Его облобызают, он займется адвокатской практикой, его влияние, возможно, даже расширится. Он станет вести себя еще осторожнее, будет действовать с оглядкой, но недолго. Однажды он снова появится в каком-то районе, где он раньше не бывал, подойдет к школе, заведет разговор с детьми, чьи родители слишком заняты, чтобы уделять им достаточно внимания. К тому времени я обрету статус обычного горожанина, стану таким же беспомощным, как Джеймс Олгрен. Но никто не снимет с меня ответственности. Я знал, что не смогу жить спокойно. Возможно, я стану следить за жизнью Остина, чтобы он знал, что он у меня на мушке. Я что-нибудь придумаю. Присяжные отсутствовали почти час. Это и к лучшему. Быстрое решение могло означать, что присяжные в нерешительности, что они так и не смогли определить своих симпатий и принять чью-либо сторону, а это означало бы реабилитацию подсудимого. Но и проволочки с вердиктом вовсе мне не на руку. Затянувшееся обсуждение плюс защита. Для оправдательного приговора достаточно голоса в его пользу. Я же выиграю, если все единогласно проголосуют за виновность.
Дверь кабинета стремительно распахнулась, и на пороге появилась Бекки. У нее в руках был мятый бумажный пакет, видимо, она не раз лакомилась содержимым.
Из наших отношений с Бекки ушла былая почтительность. Мы напоминали противников на опустевшем поле боя, которые либо должны разойтись в разные стороны, либо возобновить борьбу. Бекки бросила пакет на кофейный столик.
– Мне принесли сандвич, – сказала она. – Я решила поделиться с тобой.
Я сунул руку в пакет. Вытащил сандвич, небрежно завернутый в тонкую бумагу. Он был начинен холодной бараниной с белыми прожилками.
– Ты очень любезна, – сказал я.
Бекки с ногами забралась на диван. Она походила на одуревшего от телевизора ребенка поздним субботним вечером.
Через минуту она стряхнула с себя усталость, выпрямилась, сложила руки на коленях и в полной готовности действовать посмотрела на меня. К сожалению, я уже не обладал такой способностью восстанавливаться.
– Думаешь, стоит оставить Томми на вынесение приговора? – серьезно спросила она.
Я улыбнулся.
– Нет, правда, – нахмурилась Бекки, – он мог бы рассказать о последствиях происшедшего. Это повлияет на вынесение приговора. Можно будет пустить в ход неиспользованные возможности. Поведать, что контакты между ними были множественные, предъявить свидетельство психолога о том, что мальчик так никогда и не оправится от потрясения.
– Бекки. – Я попробовал ее перебить.
– Мы должны быть во всеоружии, – упорствовала она.
– Знаю. – Мы говорили о разных вещах. Я придвинул стул к дивану и склонился к Бекки. – Послушай, – сказал я нерешительно. – Не знаю, что предпримет Лео. Думаю, ты переживешь чистку, если постараешься, но не знаю, какие тебя ждут перспективы. По крайней мере, необходимо продержаться несколько месяцев, чтобы не показалось, будто тебя вышвырнули за шкирку, тогда ты получишь работу в хорошей юридической фирме. Но, если захочешь сразу уйти, я устрою тебя, хоть и не в очень крупную фирму.
– А ты что будешь делать? – спросила Бекки. Оптимистка, она говорила о возможном, а я, казалось, обсуждал свершившееся.
Я пожал плечами. Приготовленная заранее фраза об адвокатской практике уже не казалась мне такой привлекательной. Я промолчал. Бекки пристально посмотрела мне в глаза. Наконец она дружески улыбнулась и произнесла:
– Давай поговорим о деле.
Я ответил ей улыбкой. Мы замолчали. Мы ждали вердикта.
Присяжные не торопились с ответом. Что там было обсуждать? Либо они верили мальчику, либо защите или умывали руки и откладывали решение. Как можно потратить на такой простой выбор столько времени?
В середине дня, спустя четыре часа, Джеймс Олгрен вновь возник у меня в офисе.
– Послушайте, я и понятия не имел, что это займет столько времени, извиняющимся тоном сказал он. – Мне нужно заскочить на службу на несколько минут. Это недалеко, я скоро вернусь. Клиент ждет меня уже несколько часов.
– Хорошо, – сказал я. – Трудно сказать, сколько это продлится.
– Томми хочет остаться, – продолжил Олгрен. – Вы за ним не присмотрите? Обещаю, это не займет…
– Конечно, – согласился я. Томми надо было с самого начала держаться нас с Бекки. Мы трое были одной командой.