Когда я поднялся, то понял, что сегодняшняя процедура не состоялась. Остин Пейли развел руками и отошел от своего клиента. Судья уже ушел. Остин что-то сказал Бекки, затем посмотрел на меня и запнулся. Он словно не хотел приближаться ко мне. Но потом взял себя в руки, как будто надо было загладить вину перед тем, с кем он поступил нечестно, и пошел по проходу. Он бросил взгляд на маленькую группу рядом со мной. Подойдя ко мне, он взял меня за руку и повлек дальше к двери.
– Извини, Марк. Я понятия не имел, что втягиваю тебя в такое неудачное мероприятие.
"Вы с Элиотом слишком долго не работали в суде, – подумал я. – Отказ от признания – не слишком важное дело, это случается постоянно".
– Я организую судебное разбирательство, – сказал я.
Остин выглядел расстроенным, но не возражал.
– Может быть, это выход. Но мы постараемся что-нибудь сделать. Я тебе позвоню.
Он оглянулся, как будто все это причинило ему боль, и поспешно вышел. Помещение опустело. Охранник повел обвиняемого через боковую дверь по скрытому коридору к тюремной машине. Миссис Поллард и Кевин подошли ко мне. Я постарался снова успокоить ее, сказав, что буду держать в курсе дела, когда две маленькие ручонки ухватились за мои и притянули меня вниз. Кевин был одет в черные брюки, белую рубашку с коротким рукавом и зеленый галстук, что делало его еще более несчастным. Его одели для особого случая, но не сделали того, чего он хотел.
Мое лицо было лишь в нескольких дюймах от него. Впервые я был так близко, чтобы заметить какое-то движение в его лице. Он крепко держал меня за руку.
– Не пускайте его в мой дом, – попросил он.
– Он не приблизится к тебе, Кевин. Я обещаю.
Он еще с минуту удерживал мои руки и неотрывно смотрел на меня, пока моя искренность не убедила его.
Он ухватился за руку матери, и они медленно вышли из зала.
Передо мной выросла журналистка по имени Дженни Лорд. Она затараторила без предисловий:
– Если дело передадут в суд присяжных, вы сами будете обвинителем?
Я указал жестом на Бекки.
– Если позволит время, – официально ответил я.
– Ну же, Марк, ты можешь дать мне ответ поинтересней.
Я посмотрел на Дженни, вспомнив время, когда мы смеялись над судебной процедурой в коридорах Дворца правосудия.
– Нехорошо с твоей стороны скрывать от меня правду. Разве ты забыл о нашей дружбе? – сказала она, вооружаясь блокнотом и ручкой.
– Хорошо, – ответил я, принимая вызов, как мальчишка. – Так. С тех пор как я стал окружным прокурором, я лично вел дела с двумя приговорами к смертной казни, двумя пожизненными заключениями и другими обвинениями, потянувшими на сто лет в тюрьме. Я не боюсь представлять обвинение в суде. Но… – я посмотрел на Бекки, – у меня есть великолепные коллеги, специалисты в своем деле. Если этот обвиняемый настолько глуп, что будет настаивать на суде присяжных, ему будет противостоять грозная команда обвинителей, которая отправит его в тюрьму.
Она закончила писать и взглянула на меня вопросительно.
– И все?
– Хорошо, а как насчет этого? – Я понизил голос. – Мы уничтожим этого парня. Мы заставим его пожалеть, что он родился на свет.
– О, вот это отлично, – откликнулась Дженни, торопливо конспектируя.
Бекки смотрела на меня, стараясь сохранять беспристрастие. Ей это не очень хорошо удавалось. Я вспомнил, как упрекнул ее, что она без предупреждения посадила подзащитную рядом с собой во время суда. "Знаю", сказала тогда Бекки. Она понимала, что должна была согласовать свои действия, но не сделала этого. Бекки была самой послушной из всех моих подчиненных, но не в суде.
Я вышел вместе с ней.
– Я хочу разобраться в этом деле, – сказал я. – Не хочешь присоединиться ко мне?
– Означает ли это, что я и есть тот грозный обвинитель, которому предстоит уничтожить этого парня?
– Если хорошенько попросишь, – ответил я.
Глава 4
Сообщение о сорвавшемся судебном заседании было передано в вечерних новостях. Диктор напомнил зрителям о панике, предшествовавшей аресту обвиняемого, и подчеркнул, что история еще не закончилась. Они также повторили запись ареста Криса Девиса в коридоре Дворца правосудия. Всех нас показали в толпе: Остин, пожимающий мне руку, его подзащитный, виновато стоящий рядом с ним, я, неумолимый страж закона.
Я тогда еще не знал, что десятилетний мальчик, которого я до этого не видел, был в своей комнате, когда запись передавали в пятичасовых новостях. Мальчик бросил свое занятие и уставился в телевизор, затем просмотрел запись в шесть часов. На этот раз его родители тоже были в комнате, но не заметили, что новости привлекли его внимание. Они не имели об этом понятия, пока сын не вылез из кровати ночью, незаметно прошел через комнату во время десятичасовых новостей и тихо сказал: "Он меня тоже изнасиловал".