– Ну, он трогал меня, мои ноги, живот… и все остальное. Я не останавливал его, но это разбудило меня. Затем он тоже открыл глаза. Он говорил со мной по-взрослому, как и раньше о других вещах. Он сказал, что в этом нет ничего особенного, что так поступают некоторые люди, и он считал, что я уже готов к этому, и спросил, согласен ли я. Я ничего не ответил.
– Ты испугался? – спросил я.
– Конечно. Но в этом не было ничего ужасного. Потом он взял мою руку и положил на свое тело. На ногу, потом выше. Я уже говорил, что на нас не было одежды?
Краска залила лицо матери Томми. Даже жемчуг ее не отвлекал.
– Нам обязательно углубляться во все это? – неожиданно спросила она. Томми сделал заявление в полиции. Очень обстоятельное, должна отметить. Она так и не повернула голову в мою сторону.
У меня было это письменное заявление.
– Нет, – ответил я. – Нам не обязательно продолжать сегодня. Мне просто надо было знать факты, чтобы установить, какое обвинение предъявлять, как классифицировать преступление.
Мне хотелось прикинуть, будет ли полезен Томми в качестве свидетеля. Ему будет неловко рассказывать о случившемся в зале суда, но то, как уверенно он отвечал на вопросы в присутствии меня, незнакомого человека, Бекки, Кэрен Ривера и собственной матери, вселяло в меня надежду.
– Конечно, – продолжил я, – когда мы начнем готовить дело к суду, нам с Томми придется не раз пройти через эту процедуру. Возможно, с Томми будет заниматься другой обвинитель.
– Суд? – переспросила его мать. – Вы думаете, будет суд?
– Мы должны учесть и такой вариант. Могу предположить, что, скорее всего, суд состоится. Несколько судебных заседаний. Есть и другие потерпевшие, вы знаете?
Я думал, ей будет легче ощущать себя частью общей беды, но, по-видимому, ей хотелось отрешиться от этого.
– Я просто думала… – Она яростно теребила жемчужины, как будто они могли помочь ей выпутаться из невыносимого положения. – Я и мистер Олгрен полагали, что этот человек признает себя виновным, раз против него есть свидетельства. Разве не так обычно бывает?
Да, так бывает. Но Остин не был обычным обвиняемым. Я не представлял себе, что он признает себя виновным.
– Такое случается, миссис Олгрен, но не всегда. И чтобы подтолкнуть его к признанию своей вины, нам приходится выходить на более легкое наказание, чем то, которое определят преступнику присяжные. Мне бы не хотелось делать этого в данном случае. Разве мы не хотим обезвредить этого человека?
Она с минуту сидела недвижно, будто не поняла, что вопрос был адресован ей. Затем она стряхнула с себя оцепенение.
– Конечно, – сказала она. – Он не приблизится больше к Томми, уверяю вас. Отец Томми пригрозил застрелить этого парня.
Краем глаза я, как мне показалось, засек улыбку на лице Томми, но, когда я посмотрел на него, выражение его лица было таким же спокойным и уверенным, как прежде. Он выглядел ужасно взрослым, будто мог все стерпеть.
– Понимаешь теперь, почему я предпочитаю работать с детьми? – сказала Кэрен Ривера, прикрыв дверь за Томми и его матерью.
– Думаешь, из него получится хороший свидетель? – спросил я Бекки.
Впервые она не стала дожидаться моего мнения. Она стояла, сложив руки, глядя на закрывшуюся дверь.
– Он слишком хороший свидетель, – произнесла она. Я кивнул.
Обвинения против Остина копились у меня на столе. Некоторые из них попали к нам после того, как его фотография появилась в газетах. Некоторые отыскали мы сами. Лоу Падилла после первых обвинительных актов вернулся к детям, с которыми он беседовал за последние несколько лет, показал им новые подборки снимков. Некоторые из них по прошествии стольких лет не могли вспомнить лицо. Кое-кто из родителей не пускал детектива на порог. Но сначала один ребенок, потом двое, трое посмотрели на снимки и указали на Остина Пейли. Они также приходили ко мне в кабинет. Это превратилось в ужасную обыденность, галерею подавленных детей. Некоторые из них не видели своего похитителя почти два года, но выражение их лиц все еще оставалось пришибленным, и с этим они войдут во взрослую жизнь. Они обладали тайной, которая отличала их от нормальных детей. Один мальчик два года не подпускал к себе отца. Другая пятилетняя малышка выглядела ужасающе томной, она флиртовала со мной, стоя так близко, что я мог чувствовать тепло ее кожи, и улыбалась, как профессиональная проститутка.