– Думаю, что так,
– согласился Кейд. – Но тогда невежественные и предубежденные вообразили бы, будто у них есть право запрещать моим прихожанам молиться в церкви. А этого я допустить не могу. Почему им так трудно понять простую истину: волчецы же не по своей воле такие, какие они есть? Даже Диакон согласен с этим. И зла в них не больше, чем в любой другой расе.– Не знаю, что думает Диакон. Но я читал слова его апостола Савла, а
он утверждает, что они не от Бога и, значит, от Дьявола. Чистая земля, говорит он, нуждается в чистых людях.Кейд кивнул.
– Против этого я не возражаю, и
есть много хорошего в том, что говорил Диакон раньше. Я уважаю его. Он явился из обезумевшего мира, мира развращенности и низких страстей, зачумленности и тела, и духа. И он стремится сделать этот мир лучше. Но я, как никто, знаю, насколько опасно жить по железным правилам.– Послушай, друг мой, разве ты и
теперь не живешь по этим правилам? Церковь – всего лишь здание. Коли Бог – если Бог вообще существует – и правда любит волчецов, он может любить их в горах точно так же, как здесь. Я боюсь, что дело дойдет до насилий.– Тогда мы подставим другую щеку. Джозия. Кроткий ответ отвращает гнев. Ты давно не видел Бет?
– Она заходила в
лавку с Быком Ковачем и двумя своими загонщиками. Выглядит она хорошо, Йон. Такая жалость, что между вами вышел разлад. Вы же с ней так подходили друг другу.Кейд печально улыбнулся:
– Она была влюблена в
Иерусалимца, а не в Пастыря. И ей было тяжело, особенно когда нападали разбойники, а я и не пытался их остановить. Она сказала мне, что я больше не мужчина.– Такое услышать больно.
Кейд кивнул.
– Я
знавал боль и похуже, Джозия. Очень давно я убил ребенка. На меня напали. Я был окружен вооруженными людьми. Убил четверых и вдруг услышал шорох за спиной. Обернулся и выстрелил. А это был мальчик, который играл там. Он до сих пор меня преследует. Кем бы он мог стать? Врачом? Служителем Божьим? Любящим отцом и мужем? Но – да, потерять Бет было очень тяжело.– Наверное, у
тебя бывало искушение схватиться за пистолеты против разбойников?– Ни разу. Иногда мне снится, что я снова езжу с
пистолетами на поясе. И просыпаюсь в холодном поту. – Кейд встал, отошел к ларю в дальнем конце комнаты, открыл крышку и вынул пояс с пистолетами. – Оружие Громобоя.Брум тоже встал и
подошел к нему.– Они выглядят совсем прежними.
– Да, иногда по ночам я сижу здесь и
чищу их. Это помогает мне не забыть, кем я когда-то был. И кем по милости Божьей никогда больше не стану.– Ты же меня не слушаешь! – сказала Эльза Брум, гневно входя в комнатушку.
– Что-что, любовь моя?