Волк среди волков

— Я требую, — решительно заявил ротмистр, — чтобы господина фон Штудмана перенесли в приличное помещение!

Он поспешил за удирающим врачом.

— Вы ответите за это, доктор!

— Снимаю с себя… — кричал врач через плечо, мчась по коридору, снимаю с себя всякую ответственность за эту оргию и ее участников! — И ринулся в боковой коридор.

Ротмистр ринулся за ним:

— Он болен, доктор!

Но доктор уже достиг цели. С легкостью, неожиданной для своих лет, вскочил он в открытую кабину непрерывно движущегося лифта.

— Он пьян! — крикнул врач, когда его ноги уже были на уровне живота настигающего его преследователя. Фон Праквиц охотно бы принудил беглеца к исполнению его обязанностей, но перед ним уже вынырнула следующая кабинка, и недобросовестный врач окончательно ускользнул от него.

Фон Праквиц, которому, несмотря на весь его пыл, ничего не удалось добиться для своего друга, кроме невинного пирамидона, выругался и снова направился в гладильню. Однако в этом лабиринте белых коридоров с совершенно одинаковыми дверями он растерялся. Гоняясь за врачом, он не обратил внимания на те петли, которые делал этот заяц, и шел теперь наугад, сворачивая то туда, то сюда; обойдет же он в конце концов все коридоры и при настойчивости, конечно, отыщет нужную дверь; он отлично помнил, что оставил ее открытой.

Ротмистр шел и шел — белые двери, белые коридоры. Он чувствовал, что уходит от своей цели все дальше, но ведь должны же когда-нибудь кончиться подвальные помещения даже в самой большой гостинице! А вот и лестница. Проходил он по лестнице? Вверх или вниз? Он спустился вниз, заранее уверенный, что идет не туда, и наткнулся на пожилое существо женского пола; ее глаза сурово смотрели поверх пенсне; женщина в полном уединении раскладывала по шкафам белье.

Она обернулась на звук его шагов и строго оглядела незнакомца.

Фон Праквиц, не ожидавший этой встречи, поклонился очень вежливо. Кастелянша, без единого слова, строго кивнула.

— Скажите, пожалуйста, как мне попасть в гладильню? — решился спросить фон Праквиц.

Его вежливая улыбка нисколько не смягчила строгости этой особы. Она задумалась. Затем широко повела рукой:

— У нас тут столько гладилен…

Праквиц попытался описать ей свою гладильню, не упоминая о Штудмане.

— В углу стоят бельевые корзины, — пояснил он. — Да еще шезлонг, обивка с голубыми цветами. Довольно рваная, — добавил он без горечи.

Она опять задумалась. Наконец обиженно ответила:

— Не думаю, чтобы у нас был неисправный шезлонг. Мы тут все ремонтируем.

Это были, собственно, не те сведения, какие хотел получить Праквиц в ответ на свой вопрос. Но и прежняя его профессия и теперешняя постоянно сводили его с людьми, и эта разновидность, неспособная ответить точно на заданный вопрос, была ему хорошо знакома.

Все же он предпринял еще одну попытку.

— Ну, а где холл? — спросил он.

— Проживающим в гостинице доступ в хозяйственные помещения строго воспрещен, — отпарировала она.

— Дура… — рассудительно начал ротмистр.

— Что? — почти заорала она. Вся ее чопорность и выдержка сразу исчезли, она стала похожа на взъерошенную курицу.

— Дурно… входить туда, куда доступ строго воспрещен. И не строго, а безусловно, — поправился ротмистр. — Итак, честь имею и большое спасибо!

Он с достоинством поклонился, словно она — командирша полка, а он юный лейтенант. Затем отретировался. И оставил ее в безусловно взъерошенных чувствах.

Ротмистр уже спокойнее возобновил свои блуждания, этот маленький эпизод развлек его. Правда, опять ничего не удалось сделать для Штудмана, как он вынужден был с огорчением признать: но такие минуты освежают. К тому же он шел теперь по коврам и если даже все дальше уходил от Штудмана, то, видимо, приближался к населенным районам гостиницы.

Вдруг он очутился перед шеренгой дверей из полированного дуба; крепкие двери, внушающие доверие.

«Касса I», — прочел он. «Касса II», — прочел он. Праквиц пошел дальше. Последовали: «Касса выплат», «Закупочная А», «Закупочная Б», «Справочная контора для служащих», «Юрисконсульт», «Врач».

Ротмистр неодобрительно взглянул на дощечку «Врач», пожал плечами и продолжал свой путь.

«Секретариат».

«Нет, кажется, выше», — решил ротмистр.

«Директор Гассе».

Он стал припоминать. Нет. Дальше. Дальше.

«Директор Кайнц». «Директор Ланге». «Директор Нидерзад».

Неотразимо, спору нет.

Он задумался. Директор Нидерзад должен иметь в себе что-то неотразимое — человек, носящий такую фамилию и все же ставший директором, обязан быть особенно дельным.

Но тут ротмистр вспомнил, что всю эту публику непременно надо проучить, он двинулся дальше и правильно сделал; на следующей двери висела дощечка: «Главный директор Фогель».

«Ну, этот с птичьей фамилией, у меня запоет», — сказал себе ротмистр, отрывисто и решительно постучал и вошел.

За письменным столом сидел огромный грузный человек с тусклым лицом и что-то диктовал на машинку очень хорошенькой молоденькой секретарше. Он едва взглянул на ротмистра, когда тот назвал себя.