Правда, в четверть девятого еще читалась вечерняя молитва, на которую, чисто умытые, должны были являться все обитатели замка. Конечно, включая и старого барина. Однако, к досаде его супруги, неизменно оказывалось, что именно в это время ему необходимо написать срочнейшее письмо.
— Нет, сегодня я, право же, не могу, Белинда! Я же и без того в угоду тебе выслушиваю все, чем пастор Лених еженедельно пичкает нас со своей кафедры. Звучит оно хорошо и мило, но, признаюсь, Белинда, мне лично трудно себе представить такую картину. И, по-моему, тебе тоже. Стоит мне вообразить, как мы будем когда-нибудь летать по небу в ангельском виде, ты, Белинда, и я — в белых рубашках, как на картинках в большой иллюстрированной Библии…
— Опять ты издеваешься, Хорст-Гейнц!
— Избави боже, ничуть! И как я вижу там своего старика Элиаса, и он тоже этак порхает вокруг и вечно поет, а сам шепчет мне: «Ну и повезло ж тебе, тайный советник, если бы я рассказал господу богу про все твои пакости и про то, какие ты иногда ведешь греховные речи…»
— Верно, Хорст-Гейнц, совершенно верно!
— И все это — как равный с равным, прямо на «ты»… и все мы в таких ночных сорочках, и летим сонмами, вроде гусиных стай… Да, прости меня, Белинда, но это именно гусиные стаи. Должны-то быть — лебединые, но лебедь и гусь — примерно одно и то же.
— Знаешь что, ступай-ка ты наверх, Хорст-Гейнц, и пиши свое срочное письмо. Я ведь понимаю, ты просто смеешься, и вовсе не над религией, а надо мной. Но это ничего, я готова нести свой крест, так даже лучше… Если б ты смеялся над религией, ты был бы осужден на веки вечные, а если смеешься надо мной, это просто невежливо. Но я прощаю тебе, мы ведь женаты сорок два года, и к тому, что мой супруг невежлив, я уже привыкла!
И старая барыня, шурша юбками, удалилась в молитвенный зал, а старый барин остался стоять на площадке лестницы и, смеясь, подумал: «Ох, черт, опять головомойка — и основательная. А все-таки она права, и надо будет разок сходить на эту ее вечернюю службу, ну, завтра или послезавтра. Как-никак это развлекает ее, нужно же хоть иногда что-то делать для своей жены, пусть даже ты и женат сорок два года. Если бы только, всякий раз как она расчувствуется, на нее не нападала икота! Вот точно так же при игре на бильярде — не выношу, когда кто-нибудь скиксует, и то же самое не выношу, когда икают — все время жду: сейчас опять икнет… Ну, а теперь надо заняться кое-какими подсчетами, я убежден, что мой зятек платит мне за электроэнергию гораздо меньше, чем нужно…»
Тут тайный советник поднялся наверх, в кабинет, и через две-три минуты уже закурил гавану и, окутанный облаками дыма, погрузился в упомянутые спорные расчеты: хоть он и старый весельчак, но обойти его не так легко. Его расчеты были тем более спорными, что он с их помощью хотел прижать зятя.
Он находил, что зять платит ему за все, в том числе и за электроэнергию, слишком мало; а зять полагал, что слишком много. Нейлоэ получало ток не от междугородней электростанции, а от собственной установки.
Сверхсовременный дизель-мотор стоял вместе с аккумуляторами в подвале замка; и так как он стоял именно там, то хотя и обслуживал главным образом зятя, но не был сдан ему в аренду, — старик оставил мотор себе, невзирая на то, что жег в своей хибарке всего «три коптилки». Условились очень просто: каждый должен был погашать стоимость электроустановки пропорционально расходованию электроэнергии.
Но даже самые ясные условия не помогут там, где двое не выносят друг друга. Старик фон Тешов считал, что его зять не сельский хозяин, а барин без штанов, который хочет приятно жить за счет тестя. А ротмистр фон Праквиц считал, что его тесть — завистник и скупердяй, к тому же — больше «плебей», чем это допустимо! Старик видел, как в результате инфляции его накопленный годами капитал тает и тает, тем необходимее казалась ему погоня за притоком новых денег. Ротмистр же замечал, что хозяйничать с каждым месяцем становится все труднее, чувствовал, как деньги, получаемые за урожай, протекают между пальцев, был этим очень озабочен и находил, что со стороны тестя очень некрасиво вечно приставать к нему с какими-то требованиями, возражениями, угрозами.
Тайный советник фон Тешов находил, что вообще его зять живет на слишком широкую ногу. Почему он не может курить, как я, сигары? Сосешь-сосешь, одно удовольствие. Нет, подавай ему непременно сигареты, эту дрянь, от которой только пальцы буреют, да и выкуриваешь их за две минуты! После войны он явился сюда с офицерским чемоданчиком, в котором только и было, что грязное белье. «Нет уж, Белинда, если кто и оплачивает его сигареты, так это мы; но он, конечно, и не платит за них, он их забирает в кредит».
— Нынче все молодые люди курят сигареты, — отвечала Белинда, но этим замечанием только бесила мужа. Жены, да и мужья умеют особенно некстати делать такие замечания.
— Я его проучу! Да и не так уж он молод! — с угрозой восклицал, побагровев, тайный советник. — Наш зятек еще научится своим горбом деньги зарабатывать!