Волк среди волков

Она вытаскивает из кармана портсигар, приказывает: «Спички!», закуривает и заявляет довольно непоследовательно:

— А как вы думаете, я посчитаюсь с вашим другом?

— Он вовсе не мой друг! — машинально отвечает фон Штудман.

— Будет он меня помнить, этот сопляк! Еще брыкается, сволочь. Даме в морду дает! — И продолжает без всякой связи: — И откуда у него нынче столько денег? Обычно-то он гол как сокол, этот поганец!

— Я, право же, не знаю, — устало отвечает фон Штудман.

— Так вот! — продолжает она торжествующе. — Если у него там в клубе эти деньги не отнимут, я позабочусь об этом. Можете быть уверены, я сделаю так, чтобы у него не осталось ни пфеннига!

— Милая барышня! — просит фон Штудман уже с некоторым отчаянием. — Не дадите ли вы мне спокойно выкурить сигарету? Я ведь уже сказал вам — этот господин никакой мне не друг.

— Да, да, хороши вы и ваши друзья! — говорит она раздраженно. — Бить даму! Но уж я постараюсь засыпать вашего друга!

Фон Штудман молчит.

Она повторяет еще с большим раздражением:

— Вы слышите? Я постараюсь засыпать вашего друга!

Молчание.

Пиявка презрительно:

— Вы вообще понимаете, что это значит, кого-нибудь засыпать? Я донесу на вашего друга.

Стекло отодвинуто, и доносится голос шофера:

— Дайте ей по морде, ваша честь! Дайте ей по морде — ничего другого она не заслужила! Ваш друг правильно сделал, он умный, он понимает! Лупите ее по бессовестной роже, пока она не замолчит. Вы за машину платите, а она еще, хамка такая, дерзит насчет доноса.

Между ними опять начинается бой; стекло, отделяющее шофера, то порывисто отдергивается, то шумно задвигается, в тесной машине снова грызня и визготня.

«Лучше бы машину вел аккуратнее, — думает Штудман. — Впрочем, все равно, если даже и наскочим на что-нибудь, хоть кончится этот шум».

Но они ни на что не наскочили и остановились где полагается, на Александерплац. Наступая ему на ноги и продолжая браниться, девушка выходит. Затем опять кричит, обращаясь к сидящему в кабине Штудману:

— А еще кавалер называется!

И бежит через площадь к большому зданию, где освещено всего несколько окон.

— Вон она куда пошла! — замечает шофер, следивший за ней. — Ну, ей еще попищать придется, пока ее караульный впустит. Уж она как пригрозила, так и сделает, хоть у самой хвост замаран. Только бы спросили, нюхает ли она, а уж тут они ее сразу впустят! Может, и подержат ее там, чему я был бы очень рад.

— А что это за дом? — задумчиво спрашивает Штудман, рассматривая большое черное здание, в воротах которого исчезла девушка.

— Да вы, сударь, видно, нездешний, это же управление, полицейское управление, она же пошла туда, чтобы вашего друга засыпать!

— Что сделать? — переспрашивает фон Штудман и вдруг приходит в себя.

— Ну да, засыпать вашего друга!

— Но почему же?

— Вы, видно, спали, ваша честь, во время скандала! За то, что он заехал ей в рожу, — я и то понял!

— Не может быть! — заявляет Штудман, вдруг очень взволнованный. — На каком основании? Из-за простой пощечины никто не побежит в полицию!

— А почем я знаю? — укоризненно говорит шофер. — Может, ваш друг еще что-нибудь натворил? Но вы так чудно спрашиваете — ну, скажет про игорный клуб и про все — уж она постарается раздуть дело где следует!

— Стойте! — восклицает фон Штудман, совсем очнувшись, и выскакивает из машины, намереваясь бежать за ней. Если он только что был убежден в необходимости сообщить об игорном клубе, то теперь не менее твердо уверен, что надо помешать доносу этой злой женщины.

— Стой! — кричит, однако, и шофер, видя, что деньги за проезд и, притом немалые, от него убегают. И вот Штудману, охваченному тревогой и лихорадкой нетерпения, приходится выслушивать бесконечные объяснения и подсчеты, в результате которых, он наконец узнает, сколько должен заплатить: «По таксе столько-то… это подсчитывается карандашом, и три раза получается разная сумма… Затем еще надбавка…»

И вот наконец, наконец-то Штудман свободен и бежит через площадь. Но тут опять начинаются пререкания с часовым, которому невдомек, чего, собственно, Штудману нужно, ищет ли он даму или отделение азартных игр, хочет ли он дать показания или помешать показаниям…

Ах, куда делся спокойный, уравновешенный и столь благоразумный отставной обер-лейтенант и отставной администратор фон Штудман! Он совсем голову потерял при мысли, что кто-то может донести на его друга и на Пагеля за участие в запрещенных азартных играх — а ведь сам, всего полчаса назад, носился с той же мыслью!