Волк среди волков

— А все-таки думается, ничего у тебя не выйдет. Увидишь, что он стоит на той стороне улицы, да как свистнет, да пальцем поманит — ты и побежишь, все бросишь, и мой шикарный второй этаж, и сытную еду, и ванну, и кровать — в чем ты есть, в том и побежишь к нему, верно?

С вновь пробудившимся недоверием оглядывает она Петру старческими глазами.

— Но ведь, тетушка Крупас, теперь он уже не на первом месте, теперь для меня на первом месте оно!

Она еще смотрит минутку на фрау Крупас, затем кивает ей и принимается разматывать своего врага, Стервятницу, больную.

6. ВАЙО ПЛЕТЕТ НЕБЫЛИЦЫ

Когда Вайо, с пылающими щеками, возвращается на виллу, она видит, что лакей Редер уже встал и принялся за работу.

— Доброе утро, Губерт! — восклицает она. — Господи, вы опять бешеную чистоту наводите! Сколько раз мама вам запрещала!

— В этом деле женщины ничего не смыслят! — непоколебимо ответствует Губерт и созерцает дело рук своих строго, но одобрительно. Сегодня возвращается ротмистр, и его комната должна быть основательно прибрана. Лакей Редер чистит, мажет мастикой, натирает воском, стирает пыль сначала одну половину комнаты, затем переходит к другой. Этим он приводит фрау фон Праквиц в полное отчаяние, и она каждый раз объясняет ему, что ведь чистая половина неизбежно должна запылиться при уборке грязной.

— Слушаюсь, барыня, — покорно соглашается лакей Редер. — Но если меня вдруг отзовут на другую работу, у господина ротмистра будет хоть одна чистая половина, где он может жить.

И, упрямый как мул, он продолжает убирать по своей системе.

Вот и сейчас он опять заявил:

— В этом деле женщины ничего не смыслят, — и выразительно добавляет: Барыня уже два раза чихнули, барышня!

— Да, да, Губерт, — говорит Вайо торопливо, — хорошо. Я сейчас иду в свою комнату, вымоюсь и переоденусь. И быстренько примну постель, будто я в ней лежала. Ах, господи, нет! Это же совсем не нужно! Не нужно, чтобы я лежала в постели, ведь папа и мама узнают все, что сегодня ночью случилось!

— Поторопитесь, — замечает Редер и трет пол с любовной тщательностью. Раз барыня чихнули, значит, сейчас вставать начнут.

— Ах, Губерт, не будь же таким глупым, — укоризненно замечает Вайо. Ты ведь тоже лопнуть готов от любопытства! Подумайте, коротышка Мейер удрал и прихватил с собой кассу! Но теперь он опять тут. А старик Книбуш арестовал Беймера, только еще не доставил его сюда. Беймер лежит связанный в лесу, и кучер Гартиг уже запряг, и они уже поехали за ним, Гартиг, Книбуш и Мейер, а он — без сознания.

— Да не стойте же вы с таким дурацким видом, Губерт! — кричит Вайо в бешенстве. — Бросьте вы эту щетку! Нет, что вы на все это скажете, Губерт?

— Вы меня дважды назвали на «ты», барышня, — холодно замечает лакей Редер. — Вы знаете, что господин ротмистр против этого, да и мне не очень нравится…

— Ах ты, старый баран! — восклицает она. — Да мне совершенно безразлично, как вас называть! Разварному судаку я же не стану говорить «вы»! Да, а вы и есть разварной судак! Старая вобла! Лучше слушайте, что я вам рассказываю, вы ведь тоже участвовали! Так чтобы вы не проврались, когда мама вас спросит…

— Извините, барышня, я в этом не участвовал! Когда происходят такие безобразия, я в них не участвую. Мне надо подумать и о моем добром имени. Я — лакей при господах, и с ворами и браконьерами ничего общего не имею. Опять же — и с мундирами — тут я не вмешиваюсь.

— Но послушайте, Губерт! — укоризненно говорит Вайо. — Помните, мама ведь сказала, что вы тоже должны пойти с нами. Вы же не подведете нас?

— Очень сожалею, барышня, но дело не выйдет. Не будете ли вы так любезны сойти с персидского ковра, мне надо расчесать бахрому. И зачем только люди такую бахрому на коврах делают? Всегда у нее вид неаккуратный и растрепанный, просто чтобы работы было больше…

— Губерт! — снова начинает Вайо умоляющим тоном, она вдруг совсем притихла. — Вы же маме не скажете из-за всего этого скандала, что не пошли с нами?

— Нет, барышня! — отвечает Губерт, расправляя бахрому. — У меня во дворе сделалось кровотечение из носа, и я хотел вас потом догнать, да не смог, так как вы пошли мимо сараев, а я пошел верхом.

— Слава тебе господи, — облегченно вздыхает Вайо. — Вы все-таки порядочный малый, Губерт!

— И я бы еще подумал, — невозмутимо продолжает Губерт, — что именно вам следует рассказать барыне. О господине управляющем Мейере я бы не стал так много говорить, ну, а как обстоит дело с браконьером, с Беймером? Если лесничий поймал его, так барышня должна была быть при этом! Как вы уговорились с лесничим?

— Да никак, Губерт. Он сейчас же с Мейером обратно в лес уехал!

— Видите! И кто подстрелил косулю, вы или он? Или ее совсем не подстрелили? Мне все-таки послышалось что-то вроде выстрела, нынче под утро.

— О Губерт, Губерт, это во всей истории самое интересное, я вам еще ничего не рассказала! Ведь это же Мейер стрелял в птичницу, в Аманду Бакс!

— Барышня! — строго изрекает Губерт, устремляя на нее свои лишенные выражения рыбьи глаза. — Этого я не слышал, об такой дикости мне ничего не известно.

— Так он же не попал! Он же был пьян!