Обе старухи сидели на обычном месте у окна и взирали на самую сейчас интересную точку Нейлоэ: на казарму. (Обычно они в эти часы спали.)
— Хочешь знать, умей подождать, — ответила Ютта фон Кукгоф, но и ей ожидание становилось невмоготу. — Ты права, Белинда, похоже на то, что выкладывают стену.
— Но зачем же выкладывать стену? — снова спросила разволновавшаяся старуха. — С тех пор как Хорст-Гейнц в девяносто седьмом году построил казарму, она так и стоит. Я к ней привыкла. И вдруг нате вам, что-то меняют и без всякого предупреждения! Будь добра, Ютта, позвони, пожалуйста, Элиасу.
Ютта позвонила; до прихода Элиаса обе продолжали глядеть в окно.
— Этот их молодой человек, так называемый Пагель, распоряжается. Никогда мне его лицо не внушало доверия, Ютта! Вечно он ходит в защитном кителе, а у самого, говорят, два кофра полны костюмов! Элиас, неужели у этого молодого человека нет других костюмов?
— Как же, барыня, два больших кофра. Минна сказывала, у него и рубашки шелковые, все до низу на пуговицах, как у господина ротмистра. Шелковые, не полотняные. Только он их не носит.
— Почему же он их не носит?
Элиас пожал плечами.
— Ты что-нибудь в этом понимаешь, Ютта? У молодого человека шелковые рубашки, а он их не носит!
— Может быть, они не его, Белинда!
— Ах, что ты, раз они у него в сундуке! Тут что-то неспроста — помяни мое слово, Ютта, заметь, я это уже сейчас говорю. Надо следить: как он первый раз наденет шелковую рубашку, жди чего-нибудь! Обязательно!
Трое стариков обменялись горящими взглядами, кровожадными и жадными: старые хищные птицы, которые чуют падаль в еще живом существе. Они понимали друг друга. Элиас достаточно прослужил в лакеях, чтобы тоже научиться понимать, чуять вместе с ними.
— Молодой человек сегодня утром гулял с барышней в парке, — сказал он.
— С моей внучкой, с фройляйн Виолетой? Вы ошибаетесь, Элиас. Виолета под домашним арестом, ее даже к нам не пускают…
— Знаю, барыня, — ответил Элиас.
— И что же?..
— Они целых двадцать две минуты провели в парке, не перед домом на лужайке, а позади дома, под деревьями.
— Элиас! Моя внучка…
— Они курили. Он дал ей прикурить, не от спички, а от своей сигареты. Я говорю то, что есть, барыня. Своими глазами видел — больше я ничего не видел, деревья мешали. Тут я ничего не скажу.
Все трое замолчали. Они поглядели друг на друга и отвели глаза, словно пойманные на месте преступления.
Наконец старая барыня пропела:
— Где же была моя дочь?
— Молодая барыня были в конторе — у господина фон Штудмана.
Обе кумушки застыли в чопорных позах, они и сейчас не глядели друг на друга. Убедившись, что крючок засел крепко, Элиас мягко сказал:
— Господин ротмистр тоже были в конторе…
И одна и другая подруга медленно шевельнулись, словно пробудившись от глубокого сна. Фройляйн фон Кукгоф энергично откашлялась, совершенно по-мужски, и бросила испытующий взгляд на Элиаса… Хозяйка предпочитала смотреть в окно.
— А чем они там заняты, Элиас? — спросила она.
Элиасу незачем было смотреть в окно, он знал в чем дело, а если не знал, то догадывался.
— Они замуровывают дверь, — сказал он. — Так как вам, барыня, не угодно глядеть на преступников…
— Они замуровывают дверь?..
Фрау фон Тешов по-прежнему сидела в чопорной позе, она старалась догадаться, что это — обида или деликатное внимание. Похоже, пожалуй, и на то и на другое, зависит от того, как посмотреть.
— А как они будут выходить из казармы? — спросила она наконец.
— Да они пробивают дверь на месте второго окна в большой комнате, пояснил Элиас. — Прямо за кустами, нет, на другой стороне, что на усадьбу смотрит… Вам, барыня, совсем ничего не видать будет…
— Какое невнимание со стороны зятя, замуровывать мне вид, — жалобно сказала фрау фон Тешов.
— Господин ротмистр ничего не знают, — поспешил успокоить ее Элиас, господин ротмистр сразу же пошли домой, когда прибыли эти люди. Это по распоряжению господина фон Штудмана.
— Как могла господину Штудману прийти мысль загородить мне мой старый вид на казарму! — запальчиво воскликнула фрау фон Тешов.
— Господин фон Штудман производит очень приятное впечатление, — сказала фройляйн фон Кукгоф предостерегающе.
— Сегодня днем господин тайный советник долго беседовали с господином фон Штудманом, — доложил Элиас. — Господин тайный советник один раз изволили очень громко крикнуть.
— Это большое внимание со стороны Хорст-Гейнца, что он подумал обо мне, — сказала фрау фон Тешов. — Я ничего не знала — он хотел сделать мне сюрприз.
Она задумчиво посмотрела на казарму. Два ряда кирпичей были уже выведены. Молодой человек в защитном кителе что-то горячо обсуждал с обоими усадебными каменщиками, один из надзирателей, стоя рядом, с любопытством смотрел на них — вдруг все четверо рассмеялись. Все еще смеясь, посмотрели они на замок, на окна.
Фрау фон Тешов быстро отдернула голову в тень, но ее все равно не было бы видно за гардиной.
Оба каменщика, не переставая смеяться, побежали к усадьбе, Пагель протянул надзирателю портсигар. Те тоже смеялись.