— Я сказал, на что я согласен, — упрямо повторил староста, — не выкупать досрочно закладной и выплачивать стоимость десяти центнеров ржи.
— Между нами все кончено, староста, — сказал лейтенант. — Пошли, лесничий, я вам сейчас объявлю, где сегодня будет собрание. Во всяком случае не здесь.
Староста Гаазе охотно сказал бы кое-что еще, но он только крепко сжал тонкие губы. Лейтенант не коммерческий человек, с ним не поторгуешься, его требование гласит: все или ничего. Так как староста всего отдавать не хочет, он лучше промолчит.
Лейтенант остановился в дверях дома старосты. Он смотрел во двор. За ним стояли безмолвно лесничий Книбуш и его собака. Похоже было, что лейтенант не решается выйти под дождь, хлеставший теперь слабее, однако все еще довольно сильно. Но он вовсе не думал о дожде. Уйдя в свои мысли, он смотрел в раскрытую дверь сарая, под навес которого Старостины сыновья спешно разгружали последний спасенный от грозы воз ржи.
— Господин лейтенант, — начал осторожно лесничий Книбуш. — Можно, пожалуй, назначить собрание у Бенцина, здешнего крестьянина…
— У Бенцина, да, у Бенцина… — повторил задумчиво лейтенант, продолжая наблюдать, как разгружают воз. Издали доносилось шуршание сухой соломы. Лейтенанту не пришлось побывать на фронте, для этого он был слишком молод, но и в Прибалтике и в Верхней Силезии можно было научиться правилу, что в конечном счете побеждает более упорный. Лейтенант сказал старосте, что между ними все кончено, но если Гаазе и склонялся этому поверить, то лейтенант еще не покончил со старостой. Отнюдь нет.
— Бенцин… — пробормотал он еще раз, и затем отрывисто: — Ждите здесь, лесничий!
На этом лейтенант круто повернулся и опять вошел в дом.
Через пять минут пригласили зайти и лесничего. Староста сидит за столом и пишет расписку, по которой отказывается от досрочного выкупа закладной и обязуется выплачивать в погашение процентов стоимость сорока центнеров ржи в два срока, по полугодиям. Лицо старосты ничего не выдает, лицо лейтенанта тоже, Лесничий готов заплакать от счастья, но он не смеет, а то, чего доброго, дело расстроится. Он сдерживает свои чувства и от напряжения становится похож на красного лакированного щелкунчика.
— Все в порядке, — говорит лейтенант и «в качестве свидетеля» ставит вместо подписи какую-то загогулину. — А теперь ступайте, Книбуш, созовите людей. Сюда, понятно сюда. К Бенцину? При чем тут Бенцин?
И он смеется немного ехидно, между тем как староста молчит.
Разговор между лейтенантом и старостой был короткий.
— Скажите, староста, — как бы вскользь спросил лейтенант, — как у вас, между прочим, обстоит со страховкой от огня?
— Со страховкой от огня? — опешил староста.
— Ну да! — нетерпеливо бросил лейтенант, точно и ребенок должен был бы понять. — Как вы застраховались?
— В сорок тысяч, — сказал староста.
— На бумажные марки, да?
— Д-да-а-а… — Староста тянул это очень долго.
— Я думаю, это составит примерно сорок фунтов ржи, а?
— Д-да-а-а.
— Чертовски легкомысленно, правда? Сейчас, когда у вас сарай доверху набит сухой соломой и сеном, а?
— Но ведь другой страховки нынче нет! — крикнул с отчаянием староста.
— Есть староста, есть, — сказал лейтенант. — Например, вы можете позвать сюда лесничего Книбуша и написать что я вам сказал.
После чего лесничего Книбуша пригласили в дом.
В этот день с администратором гостиницы, обер-лейтенантом в отставке Штудманом, случилось поистине неприятное происшествие. Часа в три пополудни — время, когда никакие приезжие не прибывают с вокзалов, в холле появился довольно высокий, крепкого сложения господин, в безупречно сшитом английском костюме, с чемоданчиком свиной кожи в руке.
— Номер на одного. С ванной, без телефона, во втором этаже, потребовал господин.
Ему ответили, что в гостинице в каждом номере есть телефон. Господин, человек лет тридцати, изжелта-бледный, с резкими чертами, умел необыкновенно страшно перекосить желтое свое лицо. Именно это он сейчас и проделал и нагнал на швейцара такого страху, что тот от него попятился.
Штудман подошел ближе. Если желательно, телефон можно будет, разумеется, убрать из комнаты. Впрочем…
— Желательно! — внезапно закричал приезжий. И тут же, без перехода очень мирно попросил, чтобы и звонок в его номере был приведен в бездействие.
— Не нужно мне всей этой современной техники, — сказал он, наморщив лоб.
Штудман молча отвесил поклон. Он ждал, что дальше от него потребуют, чтоб выключили электрический свет, но либо гость не причислял электричество к современной технике, либо он упустил из виду этот пункт. Разговаривая вполголоса сам с собой, он стал подниматься по лестнице, за ним лифтер с чемоданчиком свиной кожи, впереди — коридорный с карточкой для приезжающих.