Волк в овечьем стаде

Мужчина уткнулся в лист бумаги, не надеясь на свою память. Он так и не поднял глаз до окончания чтения.

— Мы признаем Остина Пейли виновным в сексуальном насилии с отягчающими обстоятельствами.

Я затаил дыхание, не смея поднять глаз. А если бы я сделал это, то увидел бы улыбающегося Остина, трясущего Элиоту руку, и решил, что мне изменил слух. Но Бекки с такой силой вцепилась в мою руку, что сомнений не было. Мы победили!

Я не мог выказать своей радости. Для любого гражданина вид торжествующего юриста невыносим. Присяжные могли оскорбиться, дай я своим чувствам волю, посмей просто улыбнуться или вскочить с места под возглас: «Да!» Я просто кивнул в их сторону, благодаря за выполненный долг, и сжал губы. Еще мгновение, и радость фонтаном готова была выплеснуться наружу.

Судья жестом подозвал меня к себе. Он не обращал внимания на ликующую публику. Глава присяжных все еще стоял, когда я вышел вперед.

— Спасибо, — повторил я вслед за судьей Хернандесом.

— Хорошо бы поскорее закончить, — тихо сказал судья, когда мы с Элиотом предстали перед ним. — Сколько свидетелей вы выставляете для определения наказания?

В свое время, не надеясь на победу, мы с Бекки на всякий случай обсудили и это.

— Человека два-три, ваша честь, — ответил я.

Судья даже не посмотрел на Элиота.

— Защита имеет право представить своих свидетелей, — буркнул судья. — Давайте закончим в понедельник. — Он отпустил нас. — Время позднее, славно потрудились, — объявил он. — Мы продолжим заседание в понедельник, в девять ровно.

И тут мне на глаза попался Остин. Он походил на оболочку воздушного шарика, из которого выпустили воздух. И стало ясно, каков он на самом деле. Он годами догнал Элиота. Из его груди с трудом вырывалось прерывистое дыхание. Я опасался, что его хватит удар. Но нет, это была игра на публику, присяжные должны были осознать, какую непоправимую ошибку они совершили. Ведь его еще ожидало определение наказания.

В зале началась заварушка. Репортеры, сметая все на своем пути, кинулись ко мне. Я ухватился за Бекки. Настал ее триумф. В случае поражения я бы прикрыл ее от позора, но сейчас она заслужила всеобщее внимание.

Я выдавил из себя несколько стандартных фраз о том, что состав присяжных вне всяких похвал, что они замечательно поработали. И тут подключилась Бекки:

— Факты, подготовленные нами для финального заседания, ни у кого не вызывают сомнения в определении меры наказания.

Я поразился суровости ее слов.

Итак, понедельник. Решается судьба Остина. В этот день горожане узнают о его детстве, а я буду требовать для него тюремного заключения, несмотря на смягчающие обстоятельства.

Понедельник — последний день перед выборами.

Мы с Бекки юркнули в дверь для юристов и судебного персонала. Оказавшись за пределами зала, мы прыснули со смеху и кинулись в объятия друг друга. Но тут же отпрянули, ощутив неловкость. Счастливая улыбка озаряла лицо Бекки, я обнял ее за плечи, и мы продолжили путь.

— В понедельник — день возмездия, — провозгласила она.

Я засмеялся.

— Какая ты кровожадная! Насладись успехом!

Мы шли по узкому, светлому, типично больничному коридору и в конце его столкнулись нос к носу с Элиотом. Он появился из кабинета судьи.

Элиот устало улыбнулся, и у меня защемило сердце. Он выглядел сейчас даже элегантнее в своем сером костюме и желтом жилете, чем в зале суда, но поникший вид его никак не вязался с этим нарядом. Заметив нас, Элиот остановился. Мы с Бекки перестали дурачиться.

Элиот взял меня за руку.

— Поздравляю, Марк.

Бекки извинилась и хотела удалиться, но Элиот обратился к ней.

— Юная леди, — сказал он. — Впервые я использовал трюк с датами еще до вашего рождения. Меня надоумил человек, который пользовался этим до моего появления на свет. Прием так стар, что я не догадался предупредить жену об опасности.

Со стороны могло показаться, что старый учитель восхищается достижениями способного ученика.

— Правда? — притворно потупилась она. — А я считала, что это моя придумка.

Ее каблуки зацокали в коридоре, а Элиот обернулся ко мне.

— Впечатляющая концовка, Марк. Ты был… убедителен.

— Спасибо.

— Сердце не лежит поздравлять с исходом дела, — добавил он.

— Понимаю, Элиот.

— Но я… мне надо, чтобы ты знал, я не таю на тебя зла. Ты пошел до конца, но… — он осекся, — я перед ним все еще в ответе, — тихо произнес он.

— Ты не покривил душой, Элиот. Просто ты поверил другу. Что в этом такого?

Но думал я совсем о другом. Годами Элиот покрывал Остина Пейли, пока тот не уверовал в свою безнаказанность. Он помогал Остину издеваться над невинными детьми. Не знаю, как бы я жил с этим.

— Тебе пришлось немало потрудиться на этом процессе, — сказал Элиот. — Поверь, Мэйми явилась в суд без моего согласия, но даже я не сомневался в ее словах.

— Конечно.

— И все же, — буркнул Элиот и смутился. — Томми говорил убедительно. Очень. Мне хочется посмотреть ему в глаза. — Элиот похлопал меня по руке. — Но не в нашей компетенции определять, кто говорит правду, да. Марк?

Выдержав паузу, я сказал:

— Можно смягчить наказание Ости ну, если ты…