Волк за волка

Пистолет упал на пол. Адель нырнула за ним голодными руками. Яэль бросилась на противницу ногами вперед. Они, казалось, могли двигаться отдельно от нее, ведомые часами и часами боевой подготовки Влада. Все наполненные болью, потом и кровью годы вылились в этот единственный удар в полусогнутое запястье Адель.

Крик девушки превратился в нечто дикое, когда локоть Адель встретился с грудной клеткой Яэль. Боль запела у нее под кожей – свежая и по-зимнему яркая. Яэль не кричала. Она собрала боль, использовала ее энергию и нанесла ответный удар.

Тело Адель вытянулось вдоль турецкого ковра, пальцы потянулись за П-38. Яэль бросилась к ее руке, вонзая ногти Мины глубоко в запястье Адель, пока не почувствовала, как ускоряется кровь, льющаяся из раны. Она схватила пистолет, направляя его прямо в лоб Победоносной Вольф быстрым натренированным движением.

Все стихло. Умолкло, за исключением их шипящего дыхания и льющейся шелком лжи фюрера из телевизора: «Наши гонщики чисты. Наши гонщики сильны. Они – следующее поколение, которое принесет свет на еще темные континенты мира».

Адель не умоляла. Ее глаза были ледяными щелками. Она смотрела мимо пистолета, прямо на Яэль: «Кто ты?»

Не «Что вы хотите?» или «Что вы здесь делаете?»

– Кто Ты? Кто? Кто? Кто?

Почему, из всех вопросов, именно этот?

Яэль не ответила. Она плотно сжала пистолет и быстрым, резким движением опустила его на череп Победоносной Вольф.

Глава 5

Сейчас. 9 марта 1956 года. Германия, третий рейх

Ночное небо Германии не было темным. Не таким, как в горах, где можно смотреть вверх сквозь пелену жалящего снега и ощущать падение. Падение в бесконечную пустоту черноты и звёзд.

У этой ночи не было черноты, когда Яэль стояла у окна Адель Вольф – просто смесь оранжевого и серого, и почти гололедица. Огни бури. Отражение Адель висело в стекле перед ней. Смотрело на Яэль с той же жестокостью, что и настоящая Победосносная Вольф.

Кто ты?

Однажды, только один раз, Хенрика долго думала, прежде чем спросить Яэль, как она выглядела на самом деле. До игл доктора Гайера. До пожара, осветления и пластичности кожи. До многих десятков лиц других девушек. («Держу пари, у тебя были самые красивые темные волосы, – сказала она. – Ты похожа на девушку, у которой могли быть кудри. Длинные, великолепные кудри.) Яэль открыла рот, чтобы ответить и, начав говорить, поняла, что не помнит.

Она не помнит.

Она не помнит.

Какой человек забывает свое собственное лицо?

(Все в порядке, – сказала ей тогда Хенрика – Важно то, что внутри.)

Но что у нее внутри? Агрессивный коктейль химических веществ. Что-то, чему она полностью не доверяла. (Разве что-то хорошее могло выйти из тех игл?) Цепные реакции в теле Яэль, которые она пыталась исследовать, постичь, понять. Но ничто в томах по биологии и органической химии Хенрики не могло объяснить пластичности ее кожи.

Что бы ни таилось в Яэль, оно было новым. Революционным.

Небо ярко горело, облака прорезали молнии. Вспышка стерла лицо Адель. Стерла ее. Все, что могла видеть Яэль, – шторм, бушевавший чернотой над квартирами Германии, и силуэт Зала Народа, величественного здания, возведенного Гитлером после Великой Победы Оси. (Его купол, высотой в 290 метров, был единственным, что видел блуждающий взгляд, если смотреть на горизонт Германии). Она гадала, сохранится ли такая погода и завтра. Будет ли старт Гонки Оси полон промокших репортеров, великолепия и пышности.

Капли мокрого снега ударили по стеклу, как бы отвечая на ее вопрос.

Яэль плотно закрыла окно шторой и повернулась к кровати. Она отлично провела уборку. Каспер поспешил забрать Победоносную Вольф в бессознательном состоянии, засунул ее в прачечный мешок и отнес в грузовик, вернулся в подвал пивной Хенрики, где Адель будут держать до окончания Гонки Оси.

От пятен избавиться было труднее, чем от девушки. Только когда реальную Адель увезли прочь и Яэль осталась одна в ее квартире, она поняла, сколько крови пролили ее ногти. Достаточно, чтобы заметить с порога. Даже при помощи полотенец, порошков и половой щетки у нее ушло больше часа, чтобы скрыть пятна.

Но теперь все было готово. Она надела кожу Адель, говорила голосом Адель, спала в постели Адель.

Яэль села на матрас, закатала левый рукав и размотала марлю, где волчья стая бежала по ее коже. Волк Влада по-прежнему был кровоточащим и распухшим. Слишком болезненным на ощупь.

Она мягко обвела других пальцем, позволяя слогам их имен задержаться на кончике своего языка: «Бабушка, мама, Мириам…»

Те, которых поглотил пепел.

«Аарон-Клаус, Влад», – Яэль сглотнула. Пять волков. Четыре воспоминания и одно напоминание.