Волхв

— Неа, — осклабился Неяс, встряхнул руками, отгоняя сильную пульсацию. Уже ничего, вот поначалу было худо. А теперь даже спать по ночам начал. Не спал ведь недели три, пока привыкал. Конечно, Ночь лучше, но и эта серость сойдет. А курить здорово, все равно, что родным воздухом дышать — продушенным, жарким, ароматным… А силы тут сколько, аж мышцы ныли; приходилось себя строго держать. Да и надеяться стало не на кого.

А Сила пульсировала и жила по своим законам. То ей хотелось гореть, и тогда даже вода полыхала жарким пламенем; то она желала лететь, и Неяс еле сдерживался не распустить нетопырьские крыла за спиной… Когда он жил в Ночи, он был самым слабым из всех, самым хилым. Да и Силы для него всегда было мало, а того, что было, не хватало даже на мелкий астральный всплеск.

Зато здесь он оказался видным, огромным, могучим, и чересчур Сильным. Когда он познакомился с Кирилом, тот, в первую очередь, спросил: «Ты откуда такой здоровый?» И Неяс погрузился в пучину свежего мира, как рыба погружается в кипящее масло на сковороде. Здесь все было другим, новым, предназначенным другим идеям. Слабых детей берегли, любили, тогда как в Шандаре их приканчивали прямо в колыбели, а затем сжигали, чтобы Чума не переползла на других, — будущих, — детей. И это было страшно — искалеченные, угрюмые, либо кривокосые идиоты со слюнявой улыбкой на перекошенной физиономии. В этом мире в ходу были «деньги», водка и Сила, которую Неяс тут же окрестил «господство над толпой». Впервые он понял лишь здесь как страшна в гневе ОНА — ТОЛПА!

Кирил закурил еще одну, а обсосок от предыдущей кинул щелчком в сторону. К Неясу он всегда относился со смесью страха, почтения и легкой иронии, называл иногда чудаком. Неяс его не винил, он и впрямь казался для всех чудаком, фокусником: отлично фехтовал, мог разжечь костер с пальца без спичек, видел в темноте, но не умел пить как все, не водил машину, и не придавал значения деньгам. Этот мир стал для него тюрьмой, и он мечтал выбраться, уйти к своим.

Странное произошло случайно. Поздно вечером он шел по улице, наслаждаясь тишиной Серости, как вдруг из-за спины вынырнул запах чужака. Человек был еще далеко, но чувствовалось, что он торопится напасть на одинокого прохожего. В мгновение темный силуэт размылся по стене, поджидая бегущего. Еще минута — на асфальте распростерся труп того, кто так неосторожно подкрадывался сзади. Сначала Неяс ничего не понял, но почувствовал сразу неладное. И только дойдя до темного парка, понял — начало меняться тело, вновь выступили клыки, которые едва спрятались, когда жил в Шандаре, заострились уши. Выступила Луна, звезды рассыпались в небе, а Неяс менялся, коверкался, выдирал наизнанку душу и тело…

Ближе к рассвету, бледному, как молоко, разлитое только что в реке, он очнулся, измученный, и с удивлением понял, что спал, заснул где-то между раздиранием легких в крике и выворачиванием суставов на руках. Болело горло, хотелось нормально выпить, — сделать то, к чему уже привык. Встал и ощутил внутри ЭТО — Знание. Любой щен в Шандаре получал его во время учений, но не так больно, быстро и страшно… Совсем как Волхв.

Волхвы могут все: создавать и рушить, прощать и наказывать, а также возвращаться домой. Не сознавая всего, Неяс расправил руки, сжал в ладони Амулет Пепла, и, когда засветился ровным светом Перстень Ночи, сильно захотел одного…

* * * * * *

Дом пах пылью, жаром и ночью. Из сиреневой дымки кинулся голодный Зверь и пал, сраженный михриловым ножом. В другой руке успокаивающе гудел жезл, тот самый, из общинного сундука. Все было, будут и подвиги. Это ДОМ! Волхв завернулся в плащ, покрепче сжал жезл и зашагал в сторону иссиня-черного тумана, колышущегося в оранжевом дыму. Он скалил в улыбке клыки, навсегда потеряв человеческий облик. Ибо он не человек — неяс, Волхв.

издание 2003 г.

Добавлена: 13.12.2009