Волхв-самозванец

— Это и не загадка вовсе, — возразил я. Что-то из школьной программы все же осело на дне серого вещества, спрятанного глубоко под черепной коробкой. — Это про декабристов.

— Да какие там декабристы? — отмахнулся кот. — Они вон какие голосистые были — Герцена разбудили. Думайте…

— Не знаю, — признался я. Мало ли разных «врагов народа» обрели там вечное молчание со времен покорения Сибири Ермаком?

— Прокоп?

— Трубка мобильной связи, — сказал домовой, подтвердив мои предположения о просветительской роли телевизионной рекламы. Все, что они знают о моем мире, почерпнуто ими в пределах моего дома. Эти знания порой касаются таких предметов, что я просто диву даюсь.

— Это почему? — удивился кот.

— А там покрытие никакое, — пояснил Прокоп. — Или батареи сели…

— Не то… Ладно, подскажу, — решил баюн. — Он живой.

— Кто?

— Хранитель.

— Какой? — уточнил домовой.

— Если экрана, — в образовательных целях пояснил я, — то Screensaver.

— О чем вы? — Глаза кота сделались величиной с золотой червонец. — Я же загадал простую загадку: «Во глубине сибирских руд хранит он гордое молчание». Неужели трудно сообразить, что это немой кобольд. Немой он, понимаете? Говорить не может, вот и молчит.

— Это неправильная загадка, — продолжая злить кота, заявил я.

— Это почему?

— А глухого в шахту не пустят. Все подземники проходят медкомиссию, а ЛОР ему допуска не даст.

— Какая медкомиссия, какой лорд?

— Если честно, то не знаю ни одного лорда, который был бы ЛОРом, да и вообще ни с одним не знаком.

— Издеваетесь? — сообразил кот-баюн.

— Ага, — улыбнулись мы с домовым.

— Ну, тогда загадок сегодня больше не будет!

— Будут, — возразил я, остановившись перед огромным валуном, сторона которого, обращенная ко мне, была обтесана и покрыта стрелками и пояснительными рисунками.

Под стрелкой, указывающей вертикально вверх, написано: «Прямо пойдешь — смерть свою найдешь».

— На небо нам рановато… — решили мы.

Под корявой стрелкой, изображавшей правое направление, старательно, но неровно и с ошибками было выведено: «Направо пойдешь — коня потеряешь».

С противоположной стороны изображена была стрелка, направленная острием в соответственном направлении, рядом предупреждение: «Налево пойдешь — денег лишишься».

— Предлагаю идти направо, — внес пропозицию кот. — Терять-то все равно нечего.

— Можно и направо, — заявил домовой. — Богатство — оно дело наживное.

— Транжира! Мот! — выкрикнул Василий.

— Сам жмот! — огрызнулся домовой.

— Как бы узнать, по какой тропинке Кощей пошел? — задумался я, стараясь рассмотреть какой-либо след. Но только я не пернатый ирокез, по наклону травинок читать не научен, мне подавай хорошо засохший отпечаток подошвы ботинка в бетоне, такой, как в музеях.

— Может, пусть Васька понюхает?

— Я не ищейка!

— Не можешь — так и скажи. Чего орать?

Чей-то тяжелый, полный ненависти взгляд коснулся меня, спина сразу же покрылась холодным, липким потом. Я быстро высунул голову из-за валуна, но ничего не увидел, лишь колыхалась густая желто-зеленая стена леса.

— Василий, — обратился я к коту-баюну, ежась от внезапно пробравшего меня озноба, — ты сможешь быстро стишок сочинить?

— Какой стишок?

— Вроде заклинания… — Опустив на землю домового, мигом захрапевшего, я стал снимать пояс. — Мне на шабаше подарили волшебный путеводный клубок, только нужно заклинание в стихотворной форме, а у меня с рифмованием огромаднейшие проблемы.

— Настоящие поэты на заказ не работают.

— Зато они пишут своевременные стихи, а сейчас самое время для небольшого стиха-заклинания.

Развязав шнуровку на потайном кармашке, я извлек оттуда тряпичную куклу и клубок шерстяных ниток с воткнутой в него иглой. Вытянув иглу, я протянул клубок коту:

— Придумаешь?

— Постараюсь.

Пока он задумчиво крутил в руках клубок, что-то бормоча себе под нос, я отпустил кукле щелбан и воткнул в шею иглу, чтобы не потерять.

Что-то пискнуло в листве и под треск веток ринулось прочь. Однако когда я посмотрел туда, высунувшись из-за края валуна, лишь несколько кружившихся в воздухе листочков указывали на то, что мне все это не послышалось. К тому же исчезло ощущение злобного взгляда, пронзающего до костей. Наверное, какой-то местный хищник сидел в кустах, поджидая добычу. Может, он вообще поджидал путника, который выберет правое направление. А тут такое разочарование — без обеда его оставили…

Аккуратно сложив куклу, я зашнуровал кармашек и застегнул пояс.

— Разбить… забить… убить… отбить… — бормочет кот. Стараясь не отвлекать работающего поэта, окрыленного посещением величественной и капризной музы, я снимаю плащ и, сложив его вдвое, подкладываю под домового.

— Готово, — сияя, словно фотовспышка, сообщает Василий.

— Так быстро?

— Без лишней скромности скажу — да!

— Рассказывай.

Откашлявшись и приняв соответствующую случаю позу а-ля Цицерон, баюн принялся нараспев декламировать заклинание:

Ты катись, катись клубок,

Через кочку на восток.

Через реки и моря,

В место, где любовь моя.

Отыщи ты мне Кощея,

Душегуба и злодея.

Должен я его побить

И яйцо его разбить…

— Подожди, — перебил я Василия. — Какое яйцо? Я же его уже разбил!