Отвязав царя и вытряхнув под куст пьяного кота-баюна, я направился в избушку – вести с Бабой Ягой переговоры по поводу временного размещения нового постояльца. Вообще-то Яга по прозвищу Костяная Нога – очень добрая и отзывчивая старушка, хотя и ведьма, и старательно скрывает положительные черты характера, выпячивая отрицательные, даже те, которых в ней отродясь не было. И делает это так профессионально, что мало кто успевает узнать ее поближе.
Вот и сейчас ради имиджа она заломила такую цену, что управляющий «Хилтона» слюной изошел бы, узнай о подобном. Поторговались маленько и сошлись на относительно приемлемых условиях.
Яга вышла вслед за мной на крыльцо, внимательно осмотрела царя и ткнула меня локтем под бок.
– Представь нас.
Откашлявшись и собравшись с мыслями, я выдал такое, что любой герольд позавидовал бы:
– Яга Костеногова. Магистр черной, белой и всякой разной прочей магии, повелительница духов, обладатель вековой му...
Снова удар под ребра и шепот:
– О возрасте ни слова.
– ...виртуоз ступы и помела, ее блинчики божественны.
Последний аргумент произвел на нашего гостя неизгладимое впечатление. С сомнением посмотрев в его заблестевшие глазки, я только и сказал:
– Царь.
– Как мило, – улыбнулась Яга.
Царь, против ожидания, не потерял сознания от ее улыбки, а наоборот, ответил ей тем же. Отчего его глазки совсем затерялись среди складок.
И тут он совершил крайнюю глупость, сказав:
– Вопрос о руке царевны мы оставим пока открытым.
Взгляд Яги полыхнул огнем, отчего мигом протрезвел кот-баюн, а на мне задымились сапоги.
– Этой части вознаграждения я недостоин.
– Может, подумаешь?
– Нет-нет.
– И что мне с ней делать, с дурой набитой? – вздохнул царь.
– Мы лучше половиной царства возьмем, – заявил расчетливый Василий.
Эх, Вася-Вася, не туда ты пошел... не поэт из тебя великий получится, а казначей.
Пока враз помолодевшая Яга крутилась на кухне, расстилая скатерть-самобранку, а царь парился в бане, я прочно закрепил корабль, задал корму Урагану и вымыл руки, с трудом очистив их от смолы.
Расположившись за столом, некоторое время мы были заняты процессом, не очень-то располагающим к разговорам. Позже, когда даже царь успел насытиться, мы с интересом выслушали его историю. Довольно поучительную для тех, кто способен учиться на чужих ошибках.
– Жил я хорошо, спокойно, правил людишками своими: одного накажу, другого награжу, дочку растил – красавицу неписаную – себе отраду, людям государыню будущую. А подошла пора царевну замуж отдавать, разослал гонцов во все концы света, с портретами дочкиными, мастерами изображенными. Сватов понаехало – уйма. Владыки заморские от мала до велика. И всяк, слышь, на руку ейную претендует. Товару, поди, одна штука, а купцов – сотня. Что делать? За одного отдашь – остальные обидятся. Который плюнет да на пиру свадебном с горя напьется, так это еще ничего, а другой и войной попрет. Не в приданое, так оружием царство получить.
– Тяжела доля царская, – вздохнула Яга.
– Ох, тяжела, – хлебнув медовухи, признался царь. – Пригорюнился я, не знаю, что делать, а тут мой генерал совет дает: «Скажи, государь, мол, за того дочь отдам, кто задачку мою решит – чудо невиданное, корабль летучий ко дворцу доставит». Что делать? Сказал. Гости поворчали да начали разъезжаться. Ни одного не осталось. Хотел генерала казнить, потом передумал. Приказал в полгода корабль чудесный найти и мне доставить.
– Зачем?
– Как зачем? У соседа моего, который год как помер, сын единственный, красавец – статью и ликом на славу удался, а уж умный... жуть! Но норовом скромен. Вот – за него и отдал бы доченьку. Молодята над внуками да внучками бы работали, я двумя царствами правил бы, силы государству добавляя.
– Ох и хитер... – уважительно заметил баюн.
– Да не вышло по моему желанию, – вздохнул царь.
– Что ж так?
– Не прошло и месяца, как я волю царскую огласил, приходит во дворец холоп, с головы да ног сажей перемазанный.
– Ты, – говорит, – обещал дочь отдать за того, кто корабль летучий ко дворцу доставит?
– Обещал.
– Я исполню твое повеление, а ты за меня царевну отдашь?
– За тебя, холопа неумытого?
Осерчал я, велел кинуть в темницу сырую, крыс полную. Пущай над судьбою своей непутевою помыслит. А сам на крыльцо. Над дворцом корабль висит – чудо чудное. Тотчас за женихом послал, пущай вступает во владение. Уж внуков хочется невмочь. А трубочисту неумытому посулил полный кошель злата да жбан водки опосля свадьбы, и чтоб больше в царстве моем не показывался.
Обрадовался он, руки-ноги целовал, отцом-матерью величал.
– Секрет управления кораблем тебе открою, – говорит, – за доброту твою и справедливость.
Оно и правильно, дело хорошее. Поднялся я на корабль. Паруса на ветру трепещут, снасти аки струны звенят, на столике яства, вина разные. Хорошо царя встречают. Прослезился я. Хотел даже трубочисту шапку с чела царского подарить. Но не подарил – ветер крепко дул.
И тут генерал (далее следует несколько отличающаяся от дарвиновской теория происхождения одного отдельно взятого homo sapiens), язви его душу, выхватывает меч и рубит якорь.