Волхв-самозванец

Во мраке, царящем в хате, не видно даже кончика собственного носа, не говоря уже об остальном.

Мимо прошлепали босые ноги, кто-то загремел посудой, потом резко столкнулись два камня, высекая сноп искр, от которых загорелась лучина.

Когда она разгорелась, я увидел нашего хозяина, так и не потрудившегося снять свой плащ. Он, прикрывая рукой лучину, приблизился ко мне и ударил ногой в лицо. Словно лошадь копытом лягнула. Из разбитых губ брызнула кровь.

Он равнодушно развернулся и зашел за занавеску.

Его размытый силуэт черной тенью заплясал на волнообразной поверхности ткани.

Рванувшись так, что мышцы ног свело судорогой, я дотянулся до занавески и, вцепившись в нее что было мочи, дернул на себя. Ткань затрещала и серым облаком опустилась на пол.

– Хочешь посмотреть? – поинтересовался человек в плаще. – Смотри, мягкотелый.

Он воткнул лучину в стену и склонился над привязанной к кровати Катариной.

– Значит, я для тебя не хорош? – зло бросил он, затягивая узел на ее запястьях.

Ведьма не смогла ему ответить, поскольку он засунул ей в рот кляп. Лишь гневным мычанием она выразила протест против его действий.

Рванувшись, я попытался освободиться, но только ободрал кожу на щиколотках. Ножки кровати даже не затрещали, чего не скажешь о моих костях.

Мне бы мой меч... Но что толку думать о том, что в данный момент недосягаемо? Уж об этом хозяин странной хибарки позаботился в первую очередь. Еще, как назло, мой пояс с несколькими потайными кармашками остался в избушке Бабы Яги вместе с чудесной кольчугой, которая не подошла к моему новому одеянию.

Не обращая внимания на мои попытки освободиться, незнакомец схватил Кэт за волосы и притянул ее лицо к своему.

– Не нравлюсь? Брезгуешь?

– Отпусти ее, – упершись в кровать плечом, я попытался оторвать ее от пола.

Не получилось.

Незнакомец рывком отбросил в сторону одеяло и склонился над ведьмой. Катарина замычала. Он провел рукой по ее груди.

– У нее была такая же. Вот только волосы. Как ты изменилась, – залепетал незнакомец и бросился к груде инструмента. Порывшись там, он нашел то, что искал.

Поняв, что силой мне не освободиться, я сел на кровать и принялся думать. Как бы мне перехитрить психа. Заставить его приблизиться ко мне... уж тогда он никуда не денется. Дайте только добраться до его горла.

Он тем временем сорвал с Кэт одежду и принялся красить ее волосы голубой краской. Не оставив на теле ни одного неокрашенного волоска, он отбросил полупустую банку в сторону и вытер руки о простыни.

«Надо вызвать его на разговор, – мелькнула мысль. – И переключить его внимание на меня».

– Эй, ты!

Но он продолжал смотреть на Кэт и бубнить себе под нос:

– Они тоже смеялись надо мной. Сперва. Затем молили о пощаде, жалели о сказанном. Почему? Почему ты предала меня? – Он коснулся рукой ее груди. – Разве я не делал все, что ты велела? Я мыл руки перед едой. Я позволял бить себя. Я целовал твои ноги, которые пинали меня. Я отдал все, что у меня было. Почему?! От его крика я содрогнулся. Этот человек сошел с ума.

– Почему, Мальвина? – шепотом спросил он. При звуке имени, которым псих назвал Катарину, что-то щелкнуло в моем мозгу.

– Скажи, ты меня любишь?

– Как же она тебе ответит, если ты засунул ей в рот тряпку?

Псих повернул голову и уставился на меня невидящими глазами.

– Что?

– Ты неправильно себя ведешь. Женщины любят иначе.

– Как? – заинтересовался «радушный» хозяин.

– Их нужно приручать понемногу, ненавязчиво. Говорить хорошие слова, дарить цветы, разные сладости.

– Я говорил. – Человек в плаще сделал шаг ко мне. – Я подарил ей свой ключик.

– Какой?

– Золотой.

– А она?

– О Мальвина... Она сперва была моей. Это было чудесно. Она привязывала меня к кровати и любила долго и горячо. Кнут в ее руках жалил безжалостно. Она была такой страстной...

– И что же случилось?

– Ты спрашиваешь, что случилось? А вот что! – Он сорвал с себя маску. – Древоточец. Он пожирает меня изнутри.

Представшее предо мной лицо и в самом деле способно было привести в ужас кого угодно. Грубо вырезанное из цельного куска дерева, оно было покрыто червоточинами, а на месте носа зиял провал, из которого при каждом вздохе поднималось облачко трухи.

– Буратино? – догадался я.

– Кто?

– Ты.

– Меня зовут Пиноккио.

– Как ты сюда попал?

– Она оказалась тварью. За моей спиной сговорилась с этим невинным страдальцем – Арлекино. Он-то и научил ее, как извести меня. Да только забыли, что я не тону... Они там развлекаются, командуют моим цирком, а я здесь, в этой глуши рассыпаюсь заживо.

– Тебе можно помочь.

– Как?

– Обработать этиловым спиртом, проморить. Покрыть лаком, и будешь как новенький. Отпусти нас, и мы тебе поможем.

– Нет. Ты умрешь. А Мальвина... Я буду ее любить, как их всех, там, в лесу... пламенно, страстно. Сегодня ее.

Разговор закончился ничем, если не считать того, что я узнал имя маньяка. Буратино свихнувшийся. Вот это номер! Как-то все запутано... Только толку от этого будет мало, если я не смогу остановить его. И сам погибну понапрасну, Кэт подведу, Аленушку из плена Кощеева не спасу и лесных дев от напасти не избавлю.