Волхв-самозванец

У ворот в царскую слободу Далдон остановил коня и соизволил обратить внимание на мою скромную персону.

– Значицца так, волхв. Слушай мой царев указ. Коли выполнишь три мои поручения – быть тебе моим зятем, Аленушке – мужем. Коли нет – беги куда очи зрят, может, жизнь и спасешь, а вернешься ни с чем – плаха тебя ждать будет. Велю в готовности содержать – для казни лютой. Иди.

– Какие желания?

– Для интересу спросил аль счастия пытать будешь?

– Если это в силах человеческих и угодно небесам – свершу пожелания ваши.

Взмахом руки отослав свиту прочь, царь склонился ко мне:

– Что ж ты упертый такой? Поселись где от столицы подале и не высовывайся – я преследовать не буду.

– Не могу я без Алены.

– Так люба, что голову сложить готов?

– Люба.

Царь вздохнул.

– Вот ведь каков... Эй! – Повысив голос, он огласил свои условия. – Слушайте мой царев указ. Первое желание – Кощея со свету сживи аль в полон возьми, дабы неповадно было на нас войной ходить. Эта служба будет для отечества. Выполнишь – приходи, остальные узнаешь. Для царевны будут и для меня – царя тваво.

Развернув коня, он скрылся за воротами.

– Лучше убеги, – донеслось его пожелание. Аленушкино личико мелькнуло во дворе, и взлетела в прощальном напутствии ручка.

Понурив голову, я опустился на пожухлую траву, вытоптанную копытами и припорошенную пылью. Задал мне царь задачку, впору к ведьмачьему подарку обращаться. Сделать глоток, и прощай-прости, жизнь непутевая. Кощея мне вовек не одолеть. Даже с куклой и иголкой.

Чья-то рука опустилась мне на затылок и ласково погладила.

– Не горюнься, Аркаша, – просипела Баба Яга, – авось придумаем, как пособить горю твоему.

Подняв голову, я с удивлением увидел, что нахожусь в окружении своих друзей. Здесь и волкодлаки, и ведьма, и боевые маги, и домовой с котом Василием... Все собрались здесь. Верные друзья, которые рядом в тяжелую минуту, всегда готовые подставить плечо и подать руку.

– Что мне делать, други? – вопросил я.

– Знамо что, – за всех ответил кот Василий. – Выполнить Далдоново поручение и жениться на царевне. Я, конечно, без сапог, да и не на мельнице родился, но тоже не промах. Пусть только в мышь превратится – мигом съем, даром что сырого и немытого.

– Помолчи, пустобрех, – оттолкнул кота домовой. – Здесь совсем другие навыки нужны. Удавочку под воротник и коленом в хребет – пока язык не вывалится.

– Давайте отложим раздумья на утро – оно вечера мудренее, как говорила одна Кощеева знакомая жаба. На сегодня и так событий достаточно.

Я позволил усадить себя в ступу и оттранспортировать до моего дома, где тотчас провалился в беспокойный сон. Наполненный Кощеевым смехом и бесконечным падением в пропасть, стрекотаньем станкового пулемета, превращающегося в чудо-жезл, способный как по мановению палочки крушить все вокруг, и скрежетом зубов отполированного до блеска черепа, в глазницах которого вращаются чудом сохранившиеся глазные яблоки. Просыпаюсь весь в поту, с бешено колотящимся сердцем и рвущимся наружу криком, обессиленно падаю на влажную простыню и тотчас проваливаюсь в очередной кошмар. Сновидения отступают только под утро, оставив после себя изможденное тело, разметавшееся на скомканной, влажной от пота постели.

Нужно ли говорить, в каком настроении я встретил собственное пробуждение?

В сунувшегося первым кота я запустил подушкой. Благо начинающий поэт поднаторел в политической борьбе и без труда увернулся от летящего предмета. Следом за ним сунулся было домовой... Но поскольку пригодных для левитации посредством мускульной силы предметов под рукой не оказалось, я объяснил ему все на словах. Для краткости воспользовавшись отборными перлами «великого и могучего» и уместив все пожелания в одной фразе.

Меня оставили в покое, дав урвать остатки ускользающего сна. Но упражнение в словесности затронуло кнопку «Пуск» в мозгу, и он начал работать, набирая обороты и сминая пелену небытия.

Ну вот, поспали называется...

Потирая воспаленные глаза и с хрустом потягиваясь, я влезаю в свежую рубаху, натягиваю штаны, кое-как завязываю пояс и выхожу к честному народу.

– Доброе утро.

Бабушка Яга поднимает глаза от лезвия меча, которое до этого усердно полировала, и кивает в сторону печи:

– Возьми чегой-нибудь сам, лодырь.

– Да я... – Не найдя благозвучного оправдания, я поспешно перевожу разговор в иное русло. – А где все?

– Аиньки?

– Где остальные?

– Делом заняты.

– Каким? – отломив ломоть хлеба и плеснув в кружку топленого молока, интересуюсь я.

– Общим.

– Понятно...