Волхвы против глобализма

Законы бытия народа неизбежно хранятся и вытекают из языческой веры. Ибо кто заповедовал нормы жизни для народа? Конечно наши боги — предки. Раз так, значит язычество — это институт родового права. Поэтому язычество говорит о Нравственном Законе, действующем и в Природе, и в обществе.

Нравственный Закон и родовое право могут сохраняться лишь языческими общинами, организациями. Среди атомизированных, морально изолированных друг от друга людей, сохранение родового права не возможно.

Язычники могут благотворно поддержать весь наш народ, только демонстрируя свой внутренний Закон жизни. Этот закон с неизбежностью оказывается родовым и нравственным Законом. Государство сплотить и защитить русский народ, очевидно, не в силах.

Поэтому, историческая миссия язычества видится в том, чтобы вернуть народу общинность и родовую законность. И тут встает вопрос: выполняем ли мы — язычники эту функцию сегодня? Да, государство против нас. Но разве это причина существенна, разве государство в силах противопоставить что либо действительной воле народа?

Я с трепетом в душе вынужден признать, что сегодня мы не сумели структурировать движение и возложенной на нас миссии не выполняем. Сегодня наши общины и собрания более похожи на тусовки толкиенистов. Это прекрасные люди, которые прожили молодость в романтических грезах, и почти все разошлись ныне. Они писали книги, шили плащи, делали мечи, ездили на обряды в леса. От них осталась сказки: «семь бессмертных конунгов», «Дом Дракона», «Черная книга Арды»… Но что в этом толку, если эти сказки более никого не зажигают? Их начало приходится, условно, на 1980 год. Конец, условно, на 2000 год. За это время, из мутного брожения молодых умов явились лидеры с ясным и цельным суждением. За ними вышли последователи. Но интерференция множества их устремлений и мыслей потеряла первоначальную чистоту. Краски движения померкли. И люди разошлись, увидев потерю смысла.

Если через 10 лет мы, язычники, будем существовать в количестве не меньшем, чем сегодня, то мы превзойдем толкиенистов в жизнеспособности. Но это вовсе не будет означать, что мы выполняем свое предназначение. Может быть, его выполнят наши дети? Мы учим детей языческой вере. Но смогут ли они сделать больше, чем мы? Пойдут ли дальше, или чей-то внук через пятьдесят лет скажут: Мой дедушка был язычник. Он мог очень многое. Но у нас быть таким как он, уже не получится.

Нам слишком хорошо знаком такой ответ. Мы все сегодня говорим так же. Для нас образцом жизнестойкости оказывается девятнадцатый век. В детей нужно верить, но перекладывать на них то, что возложено на нас сегодня — нельзя.

Наше назначение сегодня — это утвердить новую (жизнеспособную старую) форму общественных отношений, при котором рядовой человек будет иметь чувство локтя. Будет знать, что за него встанут десятеро, если потребуется. Это означает — иметь сильную общину. Это означает, что общины из сегодняшних клубов общения должны превратиться в производственные и хозяйственные организации с собственностью и денежным оборотом. Или параллельно с общинами — клубами должны появиться такие производственные общины. Потому как из одного другое пока никак не вытекает.

Как-то раз я привел одного владельца земли на собрание язычников — он горел желанием организовать на своей земле «языческий монастырь». Послушав и посмотрев, он ясно сказал мне: «это тусовщики, с ними ничего нельзя сделать». Иначе говоря, такие, как мы — язычники есть сегодня (на 2006 год), мы не выполняем нашей стратегической задачи спасения русского народа.

Тогда где же те люди, которые сумеют поставить язычество на более серьезный уровень? Наверное, они иначе должны мыслить и подходить к вопросу, чем мы сегодня. Наверное, должны иметь иные идеалы и установки. Может быть, в этом вопросе практичный Питер со своей «поморской верой» пойдет дальше, чем ортодоксальные язычники Москвы. Может быть, это будут анастасийцы, которые подхватят традиционное язычество вследствие бедноты учения Мегре. Иначе говоря, учение выскажут и привнесут одни, а внедрят в свою практику — другие. Как бы то ни было, должны появиться люди, которые сделают следующий практический шаг, — тот, на который именно сегодняшние язычники пока не способны.

Это не самобичевание. Это факт. Жизненно важное начало в эту жизнь мы — язычники приносим. Но до логического конца довести наше дело пока оказываемся не в силах. Слово «волхвов» принимается людьми, но пока это слово не двигает миром, не стало «материальной силой».