Волхвы против глобализма

Автор этих строк дворянин по отцу, и землепашец по матери. Должен признать, что того величия, и той ясной жизненной философии, которую ему удалось почувствовать у землепашцев, у родственников — дворян найти не удалось. Крестьянское сознание сформулировало, что человек велик делом, которое он совершил и совершает. Дворянское сознание более, чем на пол века осталось в тайных мелочных обидах на взбунтовавшуюся чернь, ничего высокого не породив. Дворянское начало объяснило автору, что он потомок ученых и настоятелей монастырей — может просто существовать, ничего не созидая. Его величие определяется уже его происхождением, без каких — то обязательных достойных дел. Землепашцу же в таком рассуждении увидится не более, чем заблуждение, слабость дворянского сословия.

Таким образом, те силы, которые сегодня признаются обществом за исконно русское начало, выглядят, по сути, не дееспособными. Церковь — выдает свою необузданную хищность. Дворянство — ау! Где вы, господа! — Дворянство предъявляет свое вековое нытье и полу летаргический сон, а не часть и волю. Без дворянства, очевидно, и никакой монархии быть не может. Прогнившая русская монархия не может быть восстановлена буквально. Царя, как и короля, — делает окружение. Помазания неправедным церковным елеем тут явно недостаточно. Если нет сословия, хранящего честь, — благородных во всех отношениях дворян, то и царь будет не более, чем карикатурой: символом деспотии, а не отцом народа.

На историческом распутье, христианство, дворянство и монархия — являются скорее ложными, чем достоверными ориентирами. Подлинно русский дух, русская индивидуальность и этничность, при этом так и остаются скрытыми от искателей опоры, искателей станового хребта, который бы смог удержать Россию при самостоятельном движении. Именно поэтому, путь России, которым она идет сегодня, это полная несамостоятельность, покорность мировому глобализму и добровольное превращение себя в сырьевой придаток Запада, в задворки цивилизации, в технический зал обслуживания элитного помещения Европы и США.

При этом русская индивидуальность, этнические особенности русского народа оказываются Западу не только не нужными, но и вредными. Именно они несут в себе возможность развития русской цивилизации, похожей на Запад, но не западной, похожей и на Восток — но и не восточной. В целом же Запад не признается себе в том, что интуитивно понимает: если русская цивилизация осуществится, то не Россия, а он сам будет задворками цивилизации. Сознательно же Запад верит, что русская индивидуальность в самом деле существует, но она представляется ему буйным медведем, который если проснется, то свернет все на своем пути, и после его разгула жизнь станет невозможной. Поэтому русским вообще чуть ли не лучше будет, если их держать в положении рабов и понемногу усыплять, умерщвлять — держать в непреходящей слабости, как буйно помешанных.

Вся сегодняшняя не способность государства Российского обрести силы для самостоятельного пути развития состоит в нежелании понять действительный источник русской силы. Этот источник продолжает жить сегодня в том мироощущении, в котором жили наши земледельцы. Уточню, что здесь говорится не о сегодняшних земледельцах, а о духе, который именно они сохраняли для нас в течение веков. И доля христианства в этом духе очень незначительна. Сегодня этот дух продолжает жить в народе как бы по инерции. Если его сегодня не поддержать, то пройдет сто лет, и он будет утрачен потомками безвозвратно. Тогда они потеряют смысл жизни, и погибнут, а Россия как государство прекратится.

Но сегодня наш дух еще жив. Он заключен в нашем чувстве силы земли, во внутреннем стремлении к познанию, в поэзии, душевной жажде и желании действовать. Все это двигало русским землепашцем в течение веков. Эти составляющие духа: ощущение силы Земли, стремление к знанию и красоте, жажда духовной истины — могут быть названы русской волей, тем внутренним двигателем, который заставлял жить и бороться. Этот дух совершенно не имеет в себе ничего наносного, вроде официального христианства или государственных институтов, которые всегда были надстройкой, и ставили единственную цель — обуздать этот дух, обкорнать его в нужных границах. Они — церковь и государство — вторичны, и не могли бы существовать, если бы этого народного духа не было.

Эта воля, этот дух, через который мы получаем силу Земли, через который мы действуем и постигаем мир, слагаем песни, и возвышаемся над обыденностью — все вместе есть русское язычество. Это есть то святое, что всегда выходит как сталь из окалины, что нельзя скрыть или задавить, «облагородить» законодательством или государственной религией. Оно есть проявление сути, без которой все остальное — ничто, рассыплется как труха и гниет как нет живое.