Волхвы войны. Правда о русских богатырях

Правитель является воплощением сакральной идеи Центра, что подробно раскрывает В.Н. Топоров: «К числу несомненных выводов… исследований института царской власти относится установление скорее жреческой (а не царской в более позднем понимании этого слова) функции царя, чем административно-политической. Древний царь выполнял роль жреца, который не только знал космологическую структуру мира и ведал космологическими измерениями, но и соотносил ее с социальным устройством общества; точнее, этот царь-жрец определял на уровне правил и религиозно-юридического права, каким образом должна быть организована данная социальная группа (или их совокупность) с тем, чтобы она соответствовала космическому порядку. Это соответствие идеальным образом могло осуществляться в центре мира, определяемом местом, где проходит axis mundi (мировая Ось. – Л. П.). Этот центр и был наиболее сакральной точкой пространства. В нем совершалось царем-жрецом жертвоприношение, также рассматривавшееся как акт установления связи (проверки соответствия) между космическим и социальным началами. Понятно, что благополучие данного социума зависело от умения царя-жреца найти эту сакральную точку в пространстве и времени. Лишь найдя ее, можно было определить место и время жертвоприношения и через него – всю структуру пространства, занимаемого данным коллективом, – алтарь, храм, поселение, его границы (четыре стороны света) и его временные координаты». Итак, царь-жрец олицетворял священный Центр, и, как таковой, должен быть если не неподвижен, то резко ограничен в передвижениях. Владимир вполне соответствует этому требованию, на что обратил внимание еще В.В. Чердынцев, противопоставив образ Владимира фигурам «как исторических феодальных князей, которые первыми начинали битву, так и… героев феодального эпоса, например… Карла, проявляющего поразительную активность». С этим наблюдением можно согласиться, выведя за скобки разве что симптоматичное для времен написания труда В.В. Чердынцева увязывание эпоса с конкретными социально-экономическими формами. После работ А.И. Неусыхина, А.Я. Гуревича и И.Я. Фроянова едва ли можно сомневаться в том, что и общество франков времен Карла Великого, и Русь X века, которую имеет в виду В.В. Чердынцев, еще далеко не заслуживали названия феодальных обществ. Более того, «поразительную активность» проявляют и заведомо не феодальные цари Гомера – Диомед, Одиссей и пр. Скорее, речь идет о фигуре дружинного вождя и фигуре вождя сакрального. Зато можно, безусловно, согласиться с главными наблюдениями В.В. Чердынцева. Владимир былин действительно «никогда самолично не участвует в сражениях, сидит в Киеве и, по сути дела, является основным «сиднем» нашей народной поэзии». На то же обратили внимание И.Я. Фроянов и Ю.И. Юдин, справедливо увязав это с ритуальной неподвижностью священных царей у Дж. Фрезера. Наконец, независимо от них и В.В. Чердынцева, к схожим выводам пришел М.Л. Серяков, продолжавший, однако, оставаться под гипнозом «очевидного» тождества былинного Красного Солнышка и крестителя Руси: «Владимир изображен, как важная, но ритуально неподвижная фигура, ни разу не вступающая в противоборство с врагами в отличие, например, от Карла Великого или Артура во французском и кельтском эпосах». Соответственно, и «царь» русов у Ибн Фадлана никогда «не сходит с престола» и «не имеет другого дела, как сочетаться с девушками и пить».

Тем не менее в литературе можно еще встретить по меньшей мере странные оценки былинного Владимира, проистекающие все из той же гипнотической уверенности в его тождестве с крестителем Руси. И если Б.А. Рыбаков, говоря о том, что в былинах «воспевались действия» князя, «сумевшего возглавить оборону» Руси от кочевников, всего лишь повторяет то, что утверждал почти полвека в многочисленных статьях и книгах, то много трудней понять современного исследователя, когда он пишет: «Оборона родной земли от нашествия «поганых», миры с «окольними» странами, твердость в вере, строительство городов, правый суд и милостыня, забота о нищих и больных – все эти добродетели ставят в заслугу крестителю Руси и сказители «старин», и летописцы, и писатели-агиографы» (Карпов А.Ю. Владимир Святой. М.: Молодая гвардия, 1997). «Старины» – то есть былины – ничего не говорят о «мирах», твердости в вере, строительстве городов, милостыне, заботе о нищих и больных Владимира Красного Солнышка. Суд князя в былинах, как правило, – неправый суд (он верит наветам, заточает «в погреба» Илью, Ставра, Сухмана и пр.). Можно по-разному оценивать заслуги летописного Владимира Святославича в «обороне» страны от тех, кто был покорными вассалами его отца и деда, а при нем только что не зимовал под столицей. Но Владимир былин в «обороне», вообще в воинских делах просто не принимает ни малейшего участия. Писать о нем как об «организаторе обороны Руси» можно, лишь закрыв глаза на сами былины. В тех редчайших случаях, когда былинный Владимир пытается хоть как-то вмешаться в военные дела, он получает резкую отповедь Ильи Муромца: