Волки

У него оставалось всего несколько мгновений.

Выскользнув из цепких рук аэродромной прислуги, он отважно кинулся в стремительную струю урагана. Казалось, его сдует, унесет на самый край поля. Выхватив из кармана какие-то бумаги, он в самый последний миг успел сунуть их Косте в дверную щель…

4

– Максим Петрович, голубчик, попросите мятную конфету… Ведь пассажирам обязаны давать мятные конфеты! – с тревожным лицом, прислушиваясь к чему-то внутри себя, потянула Извалова Максима Петровича за рукав, лишь только самолет, вздрагивая, двинулся по взлетной дорожке.

– Хорошо, хорошо, сейчас попрошу… – ответил Максим Петрович рассеянно, всем своим вниманием устремленный в Костину сторону, к бумагам, что передал Баранников. – Это, наверно, акты экспертиз?

– Они самые… – отозвался Костя, отделяя для Максима Петровича из пачки первые, уже просмотренные листы.

– Вот как? Ну-ка, ну-ка, что в них? – Максим Петрович жадно схватил бумаги и жадно впился в них глазами, одновременно дрожащими от нетерпения пальцами поспешно нацепляя на нос очки.

– Ага, медицинская! Так… так… – засновал он взглядом по абзацам. – Ну и длинно же пишут!.. Батюшки, еще страница! Еще! Где же конец? Ага! Так все-таки смерть от удара камнем! Отлично! Так, это что? – потянул он из Костиных рук другой акт – на плотной, гладкой, мелованной бумаге с типографским тиснением у верхнего обреза. – Ага, анализ повреждений на ветряке! «Для выяснения и разрешения указанных вопросов были произведены… Химико-минералогический анализ крупиц, обнаруженных в бороздах и царапинах на металле, сравнение микрофотографий…»

Промычав остальные фразы про себя, Максим Петрович вдруг дернулся в кресле, сильно толкнул Костю локтем в бок.

– Вот это да! Одним и тем же камнем!

Он выглядел немало удивленным, даже озадаченным, хотя кто-кто, а уж он-то не должен был удивляться.

Костя не почувствовал толчка в бок.

С удивлением, только еще куда большим, чем было у Максима Петровича, круто выгнув брови и даже приоткрыв рот, пробегал он текст последней бумаги.

Это было заключение знаменитого академика.

«…Суммируя вышесказанное – наличие на поверхности черно-бурой коры плавления, возникшей при очень высоком нагреве (порядка 100–200 тысяч градусов), какого никак не могло получиться в огне пожара, заметно выраженных регмаглиптов («А, это наверно, мелкие вмятинки!» – догадался Костя), наличие в обшей массе редко встречающихся на Земле минералов: шрейберзита, маскелинита, вейнбергерита, а также лавренсита, который известен как очень нестойкий в земных условиях и в исследуемом предмете найден уже вступившим в соединение с кислородом, учитывая также указанные выше особенности структуры, а именно…»

Читать подряд не было никакого терпения.

Костя перевернул страницу и впился глазами в главное – вывод:

«…таким образом, представленный на исследование предмет следует классифицировать как несомненный каменный метеорит (аэролит), упавший на Землю из мирового пространства».

Костя и Максим Петрович, навалившийся на Костино плечо, шумно дышавший ему в самое ухо, одновременно прочитали эти четкие машинописные строчки, ниже которых кудряво вились буковки профессорской подписи, и, прочитавши, одновременно взглянули друг на друга…

5

Стрелка высотомера трепетала возле двух тысяч.

– Мировая криминалистика, – начал Максим Петрович, снимая и бережно укладывая в футляр свои «академические» очки, – мировая криминалистика…

– Ай! – пискнула вдруг Извалиха. – Мне плохо…

Она сидела, надув щеки, бледная, с вытаращенными глазами.

– Потерпите немного, – сказал Максим Петрович. – Через пятнадцать минут приземлимся… Мировая криминалистика, – повторил он, обернувшись к Косте, – не знала ничего подобного. Счастливчик же Виктор Иваныч! Такое исключительное дело… Ничего, ничего, Евгения Васильевна, идем на снижение – видите?

Стрелка показывала тысячу восемьсот.

– И все-таки, что ни говорите, – возразил Костя, – а есть на белом свете дела и почуднее…

– Ты что, собственно, имеешь в виду?

– Да вот те лягушки. Подумайте, тридцать пять – и все разного возраста и цвета…

Кугуш-Кабан – Воронеж.

1968 г.