Читаем Волки полностью

— Ты капризничаешь, будто снова начались месячные кровотечения, от которых, кстати, тоже я тебя избавил. Разве не исполнил мечту? Или ты передумала, и жалеешь, что не получила того, что есть у большинства женщин — дом, детей и прялку? Не забывай, всему есть своя цена. Если бы не я, ты бы сейчас безостановочно рожала, у тебя обвисли бы груди, раскрошились зубы, а лодыжки стали бы, как ноги у слона. А могла бы и попросту помереть в родильной горячке.

— Я хочу заниматься с тобой любовью, как все иные женщины, — с вызовом сказала Гермиона.

Алатрион прикоснулся к её груди. Сначала легко, потом сжал сильнее. Потянулся и подразнил языком сосок. Ладонь скользнула ниже, к животу. Ещё ниже.

Гермиона скривилась. Отвернулась.

Всё бесполезно. Её кожа оставалась холодной и нечувствительной.

Алатрион отстранился.

— Сейчас не время. Сыграем в эту игру позже.

— Я хочу, как раньше… — прошептала Гермиона.

— Совсем, как раньше, не будет никогда, — покачал головой Алатрион, — я предупреждал. Кто виноват, если ты плохо слушала? Что же до… некоторых неудобств… Я работаю над этим. А ты, мой Сфайропигеон, как раз помяла своей прекрасной задницей немалую часть этого труда.

Гермиона вскочила со стола и снова метнулась на клинэ. Её ноздри раздувались от злости, она прошипела:

— Раз ты меня не желаешь, я буду развлекаться, с кем хочу! Например, с этим твоим красавчиком-приятелем…

Он медленно повернулся к ней. Гермиона запнулась на полуслове и сжалась под стальным взглядом врача.

— Только попробуй, бешеная сука… — процедил Алатрион, — только тронь его. Или Ликимния. Или любого человека там, за стенами. Если я ещё раз хоть тень твоей мысли учую о том, чтобы прогуляться в городе — от тебя не останется даже горсти пепла. Ты знаешь, что я не шучу. Ты думаешь, я не знаю про сына лавочника?

Гермиона втянула голову в плечи и как будто бы в росте уменьшилась.

— Прошло две луны, — пролепетала она, — я не могу терпеть так долго…

— Можешь! — рявкнул Алатрион.

Она сползла на пол и спрятала лицо в ладонях.

Алатрион вернулся в кресло. Вздохнул, провёл ладонью по лицу, успокаиваясь.

— Можешь. Я работаю над нашим commodo vitae. Ты это знаешь.

Она всхлипнула.

Он решил сменить гнев на милость.

— Иди сюда.

Гермиона подползла к нему на четвереньках. Он подхватил её, как пушинку и усадил к себе на колени. Провёл ладонью по груди. Откинул прядь волос с её шеи и прикоснулся языком к ключице. Потом повёл его выше, до сонной артерии. Замер.

Её сердце билось редко. Очень редко. Человек уже потерял бы сознание.

Человек.

Она потянулась в его объятиях, повернула к нему лицо и приоткрыла алый рот. Провела кончиком языка по зубам. Её дыхание веяло холодом. Верхние клыки начали медленно, еле заметно вытягиваться, заостряться. Грудь её высоко вздымалась.

Алатрион лизнул её в шею и отстранился. Согнал с колен и шлёпнул по заднице.

— Ты слишком много пьёшь. Запасы, знаешь ли, не бездонны. И пополнять их — не в винный погреб спуститься.

Она снова уселась на клинэ. На сей раз без соблазнительного изящества. Сгорбилась и нахмурилась.

— Прости, я слишком взволнован. Просто сегодня я получил очень важное письмо от моего давнего знакомого. Сейчас он в Дакии, возле узурпатора. Пишет, что обнаружил подлинного ликантропа.

— Это то, что ты искал много лет? — тихо спросила Гермиона.

— Да, и это небывалая удача! На днях мы уедем из Антиохии. И отправимся на север, в новую провинцию. А там ждёт меня наш давний враг. Или друг. Или предмет моего изучения. Как уж сложится. Но я очень постараюсь до него добраться. От этого зависит всё. Не просто наше бытие — наша свобода.

Он замолчал. Встал и подошёл к маленькому окошку на уровне лица.

В небе горела полная луна. За окном лёгкий ветерок теребил кроны вековых кедров.

Алатрион закрыл глаза.

«Нигидий?»

Мелодичный завораживающий голос заставил его вздрогнуть.

Обнажённая женщина. Она — само совершенство, куда уж миловидной Гермионе, та рядом с ней — дурнушка.

Кожа — молочно-белая чешуя.

«Да, госпожа моя».

«Что с тобой? Твои мысли мечутся».

«Прости меня. Я действительно сегодня рассеян. Это письмо… оно выбило меня из колеи. Я думал, что буду готов, но, кажется, ошибался».

«Ты слишком возбуждён, это может помешать. Успокойся».

«Конечно. Как прикажешь».

«Нигидий. Волк не нужен. Важны волчата».

«Да, госпожа».

Видение исчезло. Он выдохнул. Повернулся к испуганной Гермионе и медленно проговорил:

— Immolabimus iuvenibus animalibus.

«Резать будем молодняк».

Конец первой книги

Перейти на страницу:

Похожие книги

О, юность моя!
О, юность моя!

Поэт Илья Сельвинский впервые выступает с крупным автобиографическим произведением. «О, юность моя!» — роман во многом автобиографический, речь в нем идет о событиях, относящихся к первым годам советской власти на юге России.Центральный герой романа — человек со сложным душевным миром, еще не вполне четко представляющий себе свое будущее и будущее своей страны. Его характер только еще складывается, формируется, причем в обстановке далеко не легкой и не простой. Но он — не один. Его окружает молодежь тех лет — молодежь маленького южного городка, бурлящего противоречиями, характерными для тех исторически сложных дней.Роман И. Сельвинского эмоционален, написан рукой настоящего художника, язык его поэтичен и ярок.

Илья Львович Сельвинский

Проза / Историческая проза / Советская классическая проза