Волки

— Послушайте, Пятаков, мне сейчас трудно с вами говорить. Вы не верите, что я вас смогу посадить за эти автоматы, потому и бычитесь, стараетесь показать себя тертым парнем. Скажу вам по-честному, что в принципе другого я от вас и не ожидал. Дайте мне время, и я посмотрю, как вы запоете после обеда, когда я вам предъявлю все доказательства вашего преступления.

Я перевел дыхание и продолжил.

— Вы, конечно, можете молчать, ничего не говорить и ни в чем не признаваться, однако у меня будут такие доказательства, что мне ваше личное признание окажется просто ненужным. Уверяю, что вас посадят и без ваших показаний. И еще хочу вам сказать, мы задержали Павла с автоматами, которые вы продали ему сегодня в номере гостиницы «Казань». Так вот, мы эти события обставим немного по-другому, чем вы думаете. Мы обязательно преподнесем Корейцу и Павлу все таким образом, что это вы его сдали нам. Сидеть ведь вы будете не в Ижевске, а здесь, в Казани, и я думаю, что друзья Корейца и Мартына обязательно навестят вас в вашей камере. Вы, Пятаков, можете просто не дожить до суда. Мне как человеку вас, Пятаков, просто жалко.

С его лица моментально исчезла ухмылка. Он напрягся и растерянно посмотрел на меня. Несмотря на то, что он еще не верил, что нами задержан Павел, и по-прежнему считал, что я блефую, тем не менее, нарисованная мной картина явно обеспокоила его.

— Интересно, откуда оперативники узнали об автоматах? Неужели кто-то предал? — подумал он. — Да нет, такого просто не может быть. Наверняка этот мужик гонит порожняки, стараясь поймать меня на какой-нибудь мелочи.

— Извините, товарищ начальник, но нам с вами, думаю, не о чем больше говорить, — сказал Пятаков. — Вот когда у вас на руках появятся козыри, тогда и поговорим. Пургу здесь гнать не надо, я не мальчик, чтобы слушать ваши сказки венского леса.

Вызвав сотрудника, я велел отвести Пятакова в камеру. Не успела за ними закрыться дверь, как в кабинет вошел Вдовин.

— Ты вот, оказывается, где? Я дважды подходил к твоему кабинету, но дверь почему-то была закрыта. Ну, как у нас дела, Виктор Николаевич? — поинтересовался он у меня.

Я коротко доложил ему о своем разговоре с задержанным Пятаковым. Выслушав мой доклад, он сказал:

— Да, его просто так, видно, не сломаешь, Виктор Николаевич. Я сейчас свяжусь с конторой и попрошу их, чтобы они побыстрее обработали материалы и предоставили их нам. Они уже демонтировали свое оборудование и теперь, наверное, работают над записями разговоров и видеозаписью.

— Спасибо, Анатолий Герасимович.

Он встал со стула и направился к двери. У двери он обернулся и, повернувшись ко мне, спросил:

— Виктор Николаевич! Скажите, если я предоставлю вам эти записи, вы его расколете?

— Вопросов нет, Анатолий Герасимович, к вечеру его показания будут лежать у вас на столе.

Часа через два мне позвонил Вдовин и попросил зайти к нему в кабинет. Отложив бумаги, я направился к нему.

— Вот, все материалы, записи разговоров и видеозапись их встречи в номере гостиницы. За тобой раскрытие преступления.

Я поблагодарил его и направился в свой кабинет.

* * *

— Ну что, Пятаков, это то, что я обещал вам утром. Сейчас вы послушаете эти записи и посмотрите кино. Я думаю, что вы поменяете свое мнение о татарстанской милиции.

Я встал из-за стола, молча включил аппаратуру. Вернувшись, я сел в кресло и стал внимательно наблюдать за его выражением лица. Сначала он с нескрываемым интересом прослушал запись разговора, а затем просмотрел и фильм. Блуждающая и какая-то глупая улыбка с его лица куда-то исчезла. Тело напряглось и подалось вперед, ближе к экрану телевизора. Он, не отрываясь ни на секунду, смотрел на экран, и лишь когда на нем появилась рябь, он отвернулся и взглянул на меня.

— Ну, как кино? — поинтересовался я у него. — Не правда ли, хороший фильм? Думаю, что лет на пять потянет. Что я вам говорил, красивое кино получилось? Как вы сами считаете, Пятаков, специалисты наверняка подтвердят, что это вы, а не кто-то другой?

Пятаков молчал. Он опустил глаза, стараясь не смотреть на меня. В его душе в эти минуты господствовал страх, который с каждой секундой становился все сильнее и сильнее. Сейчас он мысленно корил себя за неумное лихачество и питал себя надеждой, что сидящий напротив начальник пожалеет его и не станет выполнять озвученные ранее угрозы.

— Что молчите, Пятаков? Может, хотите увидеться с Павлом, он наверняка обрадуется встрече с вами? Думаю, вам есть о чем с ним поговорить? Только я знаю исход этого разговора, он порвет тебя, Пятаков, как Тузик грелку.

Пятаков по-прежнему продолжал молчать. Его лицо то бледнело, то краснело, руки его предательски дрожали. Он лихорадочно соображал, что ему делать дальше. Идти в отказ было уже глупо, у милиции имелись неопровержимые улики его преступной деятельности. Раскаиваться и просить о каком-то к нему снисхождении не хотелось, да это было и не в его характере. Он лихорадочно искал выход из этой непростой ситуации, которого, по всей вероятности, у него уже не было.