Мне тогда местные отношения были еще не совсем ясны. Я не понимал, как после больших ссор люди, как ни в чем не бывало, едва ли не обнимались, хотя любая последующая их ссора могла закончиться трагически. Не понимал я и местной пассивности в военных вопросах, когда люди, видя очевидную глупость, лишь пожимали плечами и говорили, что от них ничего не зависит; это еще больше усугубляло положение. В тот день жертвой пал Горан Моро, чью голову буквально рассек минометный осколок. Это произошло довольно быстро. Неприятель, находившийся на соседней слева покрытой лесом горе, мог легко просматривать и корректировать по нам огонь минометов. Перед этим я успел сказать Кренделю, чтобы он присел в траншею, а не стоял в полный рост, подражая браваде некоторых четников. Неожиданно рядом с нами засвистели мины, и раздался их характерный треск. Тут уж было не до бравады, и все попадали в траншею. Я заметил, как на правом рукаве моей зеленой китайской ватной куртке появилось маленькое отверстие, и ощутил легкий укол в руку.
Как потом оказалось, маленький осколок, лишь неглубоко оцарапал ее, и кровь скоро перестала бежать из раны. Виталий закричал, что он ранен, и тут же начал громко читать молитвы. Выскочив, я поволок его по траншее, однако он вместе со своим снаряжением был настолько тяжел, что в конце концов я поднял его на ноги и спросил, может ли он сам идти, хотя зацепило его серьезнее, нежели меня, и осколок вошел глубоко в тело. Но все-таки идти он мог. Я позвал Кренделя, который ошеломленно глядел вокруг и показывал, как один осколок оцарапал его кадык. Неожиданно я услышал, как Чуба начал кричать «Моро, Моро!» Сделав несколько шагов, к стоявшему в начале траншеи открытому бункеру, я увидел, как Моро лежит, скорчившись на земле, а из головы его начал течь мозг. Рядом с ним еще более ошеломленный, нежели Крендель, сидел доброволец из Воеводины — длинноволосый венгр, которому Моро, как потом выяснилось, наполнял вещмешок боеприпасами. Как раз то, что они не легли, а остались сидеть на корточках, и повлекло смерть Моро.
Поначалу я не мог поверить, что Горан мертв, но потом крикнул Кренделю, чтобы он срочно вел Виталия вниз, где стояла машина. Вместе с Неделько и Чубой мы положили Моро на принесенные кем-то носилки. Бежать нам пришлось по открытому полю, так как спуск из траншеи был слишком крут, а между тем, все остальные четники, уже без всякой бравады спустились к танку, вокруг которого и расселись. После не особо продолжительных дебатов Йово вместе с четниками отправился назад в Тырново, вместе с тянувшейся вереницей беглецов, над которыми они еще недавно насмехались. С ними идти я не захотел. Чуба тоже изъявил желание остаться, но Йово и Неделько увели его с собой. Ушел с ними и Крендель. Со мной остался новичок Валера из Москвы. Я, конечно, понимал, что толку от него будет мало, но Валера употребил весь арсенал поэтики о фронтовом братстве, чтобы остаться.
Постояв немного и увидев, что никаких команд нет, я отправился в здание Тырновской школы, где мы должны были ждать дальнейших приказов командования. Возвращались дорогой через поляну, шли под разрывы мин в сотне метров от нас. За поворотом продолжал стоять местный комбриг, вместе со своим «лосем» — телохранителем, но на нас он никакого внимания не обратил, так как знал, что никакой власти над нами не имеет. Однако своих односельчан пытался загнать назад, чего они явно делать не хотели. Часть бегущих не имела даже оружия: одни просто возвращались к танку, другие обходили комбрига стороной, а третьи падали на землю и кричали, чтобы тот их расстреливал, но назад они не вернутся. Как потом выяснилось, комбриг все-таки приказал военной полиции стрелять по бегущим, но при всеобщей дезорганизации толку это не принесло. В тот день был убит серб, возвращавшийся со своей женой на машине из Тырново, не имевший никакого отношения к обороне позиций.
Я тогда хорошо запомнил одного связиста, шедшего по верху той горы, где погиб Моро. Он прокладывал кабель, и когда я вернулся осмотреть место гибели Моро и окликнул связиста, тот, спрыгнув в траншею, даже не понимал, что противник рядом, пока не увидел лужу крови.