Двадцать пятого июля я узнала, что поступила на бюджет, и первым об этом узнал именно Роберт. Он орал в трубку поздравления и свистел, а я счастливо смеялась, хотя еще не представляла, как на это отреагируют родители. Дочь-художница… Не самое перспективное направление для девушки. И все же именно то, чем мне вдруг захотелось заняться хоть завтра. Дочь-художница, а зять — рок-музыкнт… Представив эту картину, я засмеялась еще сильнее, уж слишком нереальной она была в моем представлении. Нереальной, но такой желанной.
Перед отъездом, которого так ждал Зелим, я с Робертом встретилась вновь. Брат работал, следить за мной было некому, и в спертом летней жарой воздухе Москвы стоял невыразимый привкус свободы — я ощущала его в легких и всей кожей, когда мы с Робертом шли по одной из тропинок Филевского парка, больше напоминавшего лес.
— Сядем? — кивнул он на пустую скамейку среди высоких тополей и берез.
— Так что, завтра в дорогу?
Я кивнула и впервые за целый год общения смотрела на Роберта дольше трех секунд подряд — наверное, секунд шесть — хотела забрать с собой как можно больше воспоминаний о нем, чтобы не сильно тосковать целый месяц. Мой соучастник преступления — телефон — был чист как слеза младенца. Ни одной фотки, никаких страничек в социальных сетях, где я могла бы общаться с Робертом. Его номер я помнила наизусть и постоянно подчищала истории звонков и переписки по мессенджеру. Паранойя, скажете вы, но история с Камиллой доказала, что страховаться не помешает. Когда сестра будет пристроена, Зелим может обратить свое неуемное желание выслеживать и разоблачать и в мою сторону.
Роберт сидел рядом, поигрывая железной цепью, которую часто крепил к джинсам. Он помолчал, потом закинул ногу на ногу, так что щиколотка оказалась на колене, откинулся на спинку скамейки и зажмурился, подставив лицо редким лучикам солнца, еле пробивавшимся через густую листву.
— Знаешь, чему ты меня научила? — вдруг спросил он, не открывая глаз.
— Чему?
— Ценить прикосновения.
Я бросила взгляд на руки Роберта. Длинные, без лишней холености, музыкальные пальцы теребили цепь. Сколько раз в мечтах я позволяла ему коснуться меня и сколько раз в реальности осаждала эти попытки.
— Я — кинестетик, если ты заметила, — продолжал Роберт. — Маньяк-кинестетик, я бы сказал. Я обожаю трогать людей.
О да, на эту его черту характера я обратила внимание уже давно.
— Я люблю прикосновения, люблю чувствовать человека, с которым общаюсь. Парень, девушка — неважно. Я лапаю всех подряд, — усмехнулся он. — И никогда не придавал этому большого значения. Не помню, сколько раз куда и кого я пощупал! А с тобой… — Тут Роберт открыл глаза и посерьезнел. — Каждый раз, когда я тебя касался… Он словно выжжен огнем в моей памяти. Я помню все до мельчайших деталей, каждую наносекунду каждого момента.
Удивленная этим откровением, я смущенно потупилась, ведь я тоже хорошо это помнила. Роберт придвинулся ближе.
— Подари мне еще одно такое воспоминание? — с мольбой в голосе попросил он.
— Что ты имеешь в виду? — насторожилась я, полагая, что он снова завел речь о поцелуе, но он лишь протянул мне руку ладонью вверх.
— Коснись меня. Это все, о чем я прошу.
Меня не будет целый месяц. Тридцать с лишним дней в трех тысячах километров от него. Думаю, я могу сделать такой подарок…
— И сколько наносекунд тебе подарить?
— Сколько совесть подскажет.
— Совесть велит мне вообще этого не делать.
— Тогда спроси у сердца.
«А сердце требует никогда тебя не отпускать!» — подумала я, но не решилась произнести это вслух, лишь робея вложила руку в его ладонь. Роберт медленно свел пальцы над моей кистью, но не сжимал до конца. Он прикрыл глаза, будто и впрямь пытался запомнить каждый миг этого легкого прикосновения. У меня щеки горели от подобной вольности, но все же я не убирала руку, позволяя ему и себе насладиться этим простым и таким личным жестом. Наконец, Роберт отпустил меня и с благодарностью посмотрел в глаза:
— Это лучше поцелуя. Это лучше всего, чего я когда-либо касался.
Глава 15-2
Грозный встретил нас пеклом градусов на двадцать жарче, чем в Москве. При вздохе в легкие словно забивалась вата, раскаленный и влажный воздух можно было почти потрогать руками. Короткая передышка в аэропорту, под кондиционерами, а потом снова ныряем с братом в омут жары.
У аэропорта нас встретил троюродный брат Тамерлан, невысокий коренастый парень с внушительной щетиной, ровесник Зелима.
— Марша догIийла! Муха душ у? — поприветствовал нас Тамерлан, пожав руку Зелимхану и по традиции приобняв меня за талию.
— Дика ву, са ваш, — брат сразу перешел на чеченский. — Хьо муха ву?
— Альхамдулиллях!