Волки и медведи

– У наших ментов, – сказал Муха, – на пальце печатка, а снимет – под печаткой наколка точно такая же, ну, перстень наколот.

– А наши на мизинце печатку носят. А до Канцлера менты, если видели кого с такой же, отберут и палец сломают.

– У фриторговской охраны браслетки двухцветные: голд и белое золото.

– Это только у бригадиров.

– Я у одного анархиста видел двухцветную наколку: чёрный дракон с красным флагом.

– Наоборот.

– Чего это наоборот?

– У анархистов флаг чёрный.

– А дракон у них какой?

Теперь уже тема захватила всех, и, пока они вразнобой вспоминали, чем украшают свои тела мужчины Охты и других провинций, Иосиф выразительно плюнул и удалился.

– Бедный, – сказал Муха, – какой может быть духовный подвиг в таких условиях. Нашел с кем, с Дролей препираться. Китаец, если захочет, таблицу умножения наизнанку вывернет и докажет, что так и было. Ой, как же я забыл-то! У крутых китайцев фиксы золотые. На клыки они обычно ставят.

– А сейчас я буду демонически смеяться, – сказал Фиговидец.

В последнюю ночь я решил устроить засаду и мобилизовал Фиговидца.

– Ты будешь спать, а я – сторожить? – уточнил Фиговидец. – По рукам.

– Только спрячься получше.

Я не рассчитывал, что мне удастся долго прободрствовать, и всё же боролся со сном. Уже задремав, я продолжал различать звуки. Я слышал клокотание и рокот в простуженном горле, бессвязную быструю речь, покорно сдерживаемое дыхание Фиговидца – и его муку в замкнутом, набитом чужими телами пространстве. Этот мог заснуть в подобных условиях только потому, что слишком уставал за день. Неожиданно в темноту вплёлся новый шорох. Уверенно и осторожно он приближался ко мне.

Я потрогал оберег и сжал руку в кулак, но алчные пальцы вцепились мне в горло. Хрипя и отбрыкиваясь, я пытался их поймать, сломать, вырвать, но они, непостижимо ускользая, всё сдавливали и сдавливали, и, когда я наконец позвал на помощь, это, увы, не было зовом. Я напрягал последние силы, гаснущим участком мозга гадая, куда мог деться фарисей.

Когда я наконец очнулся, он с угрюмым видом сидел надо мной и держал за руки.

– Тебе кошмары снятся.

– Кто здесь был?

– Никого, только я. То есть… – Он беспомощно огляделся. – Ты же видишь, все дрыхнут.

Мощный мерный храп гвардейцев сотрясал воздух. (Я пробовал спать в разных палатках.) Было холодно, но душно. Глаза Фиговидца во мраке из серо-голубых стали чёрными.

– Но кто на меня напал?

– Никто. Ты спал, стал биться, как от кошмара или в припадке. Я не мог разбудить.

Я застонал и раскинул руки.

– Рассказать тебе?

– Я людям в душу стараюсь не заглядывать. – Он мягким движением отёр мой лоб. – Это зрелище не для слабонервных.

Когда мы двинулись дальше, солнце, если его было видно, заходило прямо перед носом.

– Мы ведь не заблудились? – спросил я Молодого. – Маршрут не изменился?

– Тебе-то что? Начальствуй потихоньку.

– Что он велел сделать с Автово?

– В песок растереть и солью засеять. – Молодой сплюнул. – Разноглазый, мы не отмороженные. Платонов не сумасшедший. Всё путём. И работы у тебя лишней не будет – да можно сказать, и вообще никакой.

– Зачем я тогда?

– Это Богу вопросы. – Молодой хмыкнул. – Насчёт аспидов попущенных и этой, теодицеи.

– Я не про теодицею спрашиваю.

– А зря. Вот ты скажи, если этот Сахарок в мире на законных основаниях, то что это за мир такой?

– В другое время пошутишь. Канцлер мне сказал, что…

– А ты поверил? Он же предаст всех, до кого руки дотянутся.

Я посмотрел на оберег.

– Как же это?

– Красивая цацка, – сказал Молодой небрежно. – Дорогая. Боишься, что сопрут?

Я подышал на кольцо, погладил.

– Не сопрут.

9

Что это было – набег или переворот? Местные сразу же окрестили наш рейд оккупацией и, уютно набившись в кафе и аптеки, передавали друг другу жалостные рассказы о её ужасах.

Сама смена власти прошла до оскорбления буднично. Когда мэр явился поутру на своё рабочее место в похожий на сарай особнячок администрации, в его кабинете, за его столом и с его стаканом чая в руке сидел развалясь Молодой и лениво просматривал вываленные из шкафа документы. («Откуда он знал, где в Автово администрация? – допытывался Фиговидец. – Как это мы вот так с ходу попали по адресу?»)

– Ты не бойся меня, я смерть твоя, – сказал Молодой нараспев.

Мэр был человек меньше маленького – всего лишь секретарь-координатор при подлинных заправилах – косарях. Ему вменялось следить за исправностью водопровода, энергоснабжения и почты, контролировать вывоз мусора и успокаивать лживыми обещаниями недовольных пенсионеров. Настоящие конфликты между настоящими хозяевами гасились в Конторе всеобщего поверенного Добычи Петровича, и даже сам Добыча Петрович не всегда знал, по каким потайным углам заключаются иные сделки.