Волки и волчицы

Поводов для веселья он предоставлял им множество. Чего стоила хотя бы сцена, когда он стоял на носу корабля и декламировал стихи, устремив взгляд куда-то в небо. Пираты широко улыбались, наблюдая за ним в эти минуты, а некоторые открыто и громко смеялись. Когда же пленник, глядя на них с выражением глубочайшего удивления, называл их тупицами, они буквально валились с ног от хохота.

— Я только что читал вам строки, написанные Вергилием, величайшим из поэтов. Вы не умеете не только наслаждаться изящностью слога, но вообще не понимаете, о чём идёт речь, — сказал он. — Вы заслуживаете того, чтобы вас держали в сарае вместе со свиньями.

— Этот римлянин большой шутник! — говорили они.

Один лишь Порциус не веселился. Он возненавидел Валерия с первой минуты его появления на корабле. Никто не понимал причины его ненависти, а сам он не желал распространяться об этом. Он чувствовал исходившую от Валерия Фронтона угрозу, знал, что римлянин не бросался пустыми словами. Однако выставить себя на посмешище, заявив, что пленник вызывал в нём страх, Порциус не хотел.

— Иди, — сказал Афинянин Порциусу и подтолкнул его к лестнице.

Великан бросил короткий взгляд через плечо на Валерия и сошёл на берег. Мостки под ним сильно прогибались и скрипели.

— Что ты пишешь? — Афинянин подошёл к Валерию. — Чем ты занимаешься?

— Философией.

— Опять философией? — удивился пират. — Зачем тебе столько философии?

— Философии не может быть много или мало. Это образ жизни. Можно жить философией, а можно жить так, как живёшь ты.

— Я живу шумно, весело, пьяно. И я не понимаю, о чём ты говоришь, римлянин.

— Здесь никто не понимает меня, разве только Порциус, — Валерий замазал большим пальцем последнее слово, написанное на вощённой дощечке.

— Порциус? — не поверил пират. — Порциус понимает тебя?

— Да, понимает и поэтому ненавидит.

— Странно…

— Что за гладиаторская схватка будет сегодня?

— О! Зрелище обещает быть великолепным! — оживился пират. — Утром приехал Туллий Семпроний.

— Кто это?

— Туллий Семпроний по кличке Карфагенянин недавно создал свою школу, готовит бойцов для арены. Он покупает только бывших солдат, никогда не берёт людей, не имевших отношения к оружию, пусть даже они очень крепки телом. Как-то я продал Карфагенянину пятерых солдат, которых захватил в бою… На том конце деревни есть арена, обнесённая частоколом. Там и происходят бои.

— Ты любишь гладиаторские схватки?

— Это забавнее, чем проливать собственную кровь.

Валерий отложил дощечку, испещрённую текстом, и сказал:

— Не вижу ничего забавного в этих боях. Что ты имеешь с них? Чувства гораздо острее, когда сам дерёшься.

— Наблюдать за гладиаторами безопаснее. Мне хватает стычек в море. Я достаточно рискую собственной шкурой, римлянин, так что иногда хочется посмотреть на то, как ею рискуют другие.

— Но в чём же интерес?

Афинянин пожал плечами:

— Просто любопытно, кто кого проткнёт… И ставки можно делать.

— Что ж, пожалуй, я понимаю. Лёгок спуск в Аид…

— Хочешь пойти со мной? — засмеялся пират.

— Всё это мне хорошо знакомо. Мне есть из чего выбирать. Я приятнее проведу время с женщиной.

— С женщиной… Это слишком просто: сунул, слил и всё… Никакого азарта, — кисло улыбнулся Нун Афинянин.

— Каждому своё…

Порциус не спешил возвращаться. Нун уже ушёл в сопровождении других членов команды, а великан, посланный за девушкой, всё не приходил. Лишь к вечеру, когда уже начало смеркаться и почти вся команда вернулась на корабль, Порциус привёл Лидию. Она была одета в тёмно-зелёную паллу — плащ, покрывавший голову.

— Она утверждает, что она не проститутка и не работает в лупанарии, — Порциус подтолкнул девушку к Валерию. — Но я сказал, что Афинянин велел привести её. Здесь никто не перечит Афинянину.

— Ты можешь идти, — Валерий жестом отмахнулся от Порциуса, и тот сверкнул глазами.

— Не указывай мне, римлянин, не раздражай меня!

— Мне приходится указывать тебе, потому что ты не знаешь, что такое воспитанность. Ты не умеешь в нужное время скрыться и закрыть рот, здоровяк. Приходится подсказывать тебе. Но так как голова у тебя плохо варит, иногда моя речь получается грубой.

— Не родился ещё человек, которому сошло бы с рук такое, — прорычал бородач.

— Я рад бы обсудить с тобой тонкости наших отношений, — Валерий развёл руками, — однако ты украл у меня слишком много времени, Порциус. Ты пока ещё не понимаешь, что такое время, но настанет момент, и ты поймёшь, что ценить надо не вино и не деньги, а время. Это единственное, чего мы не в силах вернуть. Даже здоровье можно поправить, но время уходит от нас раз и навсегда.

— У меня болит голова от твоих слов. Ты слишком много говоришь, римлянин. Если я после того, как мы получим за тебя выкуп, встречу тебя ещё раз, то обязательно отрежу тебе язык.

— А я велю повесить тебя или распять, — ответил Валерий уже через плечо, удаляясь с девушкой в свою каюту.

— Изнеженная собака! — крикнул ему вдогонку великан и выхватил нож. — Сейчас я выпущу тебе кишки!

Он уже был готов броситься на Валерия, но на палубе появился Афинянин в сопровождении нескольких человек.