Сюзанна сделала реверанс. Сама она напоследок сдвинула крышку с бочки и щипцами достала огромный огурец. Эдди наклонился, присмотрелся к нему.
— Вроде бы однажды я достал из носа что-то такое же зеленое, но точно не помню.
— Не паясничай, дорогой, — с улыбкой ответила Сюзанна.
Право определиться с окончательной ценой Эдди и Джейк предоставили Сюзанне, что ее вполне устроило. Тук постарался ободрать их по максимуму, но Эдди решил, что дело не в личной неприязни к стрелкам — просто Тук считал выкачивание денег из покупателей частью своей работы (а может, и вовсе даже призванием). Однако ему хватало ума учитывать настроение конкретных клиентов, потому что в конце концов он заметно убавил свои аппетиты. Что не помешало ему взвесить монеты на специальных весах, которые, похоже, служили исключительно для этой цели, а также посмотреть на свет гранаты Джейка и отказаться принять один из них (который выглядел точно так же, как и остальные, по мнению Эдди, Джейка и Сюзанны).
— Как долго вы пробудете здесь? — вежливо осведомился Тук, когда покупки стали собственностью стрелков, а монеты и камни исчезли с прилавка. Однако глаза пристально поглядывали на них; Эдди не сомневался, что их ответ в самом скором времени дойдет до ушей Эйзенхарта, Оуверхолсера и всех тех, чье мнение окажется весомым в день принятия решения.
— Ну, все зависит от того, что мы увидим, — ответил Эдди. — А что мы увидим, зависит от того, что вы нам покажете, не так ли?
— Ага, — согласился Тук, несколько озадаченный ответом. В магазине собралось уже человек пятьдесят. Никто ничего не покупал, все глазели на стрелков. Чувствовалось, как нарастает напряжение. Эдди все это нравилось. Он не знал, хорошо это или плохо, и все же ему это очень нравилось.
— А также зависит от того, что хотят горожане, — внесла свою лепту Сюзанна.
— Я скажу тебе, что они хотят, коричневая! — прозвенел пронзительный голос Тука. — Они хотят мира, чтобы все было, как и всегда! Они же останутся в городе после того, как вы четверо…
Сюзанна схватила большой палец Тука и вывернула его. Продела это на удивление ловко. Джейк не сомневался, что ее маневр увидели только два или три человека, стоявших у самого прилавка.
— Я разрешаю произносить это слово старику, практически лишившемуся разума, но отнюдь не тебе. Назови меня еще раз коричневой, толстяк, и я вырву у тебя язык и подотру им твою задницу.
— Извини меня! — прохрипел Тук. Пот градом катился по его щекам. — Извини, прошу тебя!
— Хорошо. — Сюзанна отпустила палец. — А теперь мы выйдем на крыльцо и немного посидим, ибо шоппинг — занятие утомительное.
На крыльце магазина Тука не было тотемов, изображавших хранителей Луча, какие Роланд видел в Меджисе, но кресла-качалки стояли рядком, не меньше двух десятков. И все три лестницы охраняли пугала, поставленные по случаю приближения праздника Жатвы. Выйдя из магазина, Эдди, Сюзанна и Джейк заняли три центральных кресла. Ыш улегся у ног Джейка и вроде бы заснул, положив мордочку на передние лапы.
Эдди кивнул в сторону двери.
— Жаль, что здесь нет Детты Уокер. Она бы что-нибудь умыкнула у этого сукиного сына.
— Думаешь, меня не подмывало последовать ее примеру? — хмыкнула Сюзанна.
— Горожане выходят на крыльцо, — заметил Джейк. — Думаю, они хотят поговорить с нами.
— Конечно, хотят, — кивнул Эдди. — Для этого мы здесь и сидим. — Он улыбнулся, и от улыбки его красивое лицо еще больше похорошело. Прошептал: — Встречайте стрелков, горожане. Кам-кам-каммала, говнюка я наказала.
— Закрой свой грязный рот, сынок, — строго бросила Сюзанна и тут же рассмеялась.
«Они чокнутые», — подумал Джейк. Но если он — исключение, почему тоже засмеялся?
Хенчек из Мэнни и Роланд из Гилеада вторую половину дня проводили в тени массивной скалы. Ели куски холодной курицы с рисом, завернутые в тортильи, запивая сидром из кувшина, передаваемого друг другу. Перед едой старик произнес молитву тому, кого называл Силой и Всевышним, после чего замолчал. Роланда это устраивало. Хенчек уже ответил положительно на вопрос стрелка.
Когда они поели, солнце уже ушло за высокие хребты. Так что и шли они в тени, поднимаясь по тропе, усыпанной камнями и слишком узкой для лошадей, которых они оставили в осиной роще. Десятки маленьких ящериц разбегались из-под ног, многие ныряли в щели между камнями.
Солнце зашло, но воздух оставался горячим. После мили подъема Роланд уже тяжело дышал и то и дело вытирал банданой пот с лица и шеи. Хенчек же, несмотря на почтенный возраст, если судить по внешнему виду, где-то под восемьдесят, размеренно шагал впереди. Дыхание оставалось ровным, как у человека, прогуливающегося по парку. Свой плащ он оставил внизу, и Роланд видел, что по черной рубашке не расползаются пятна пота.