Джейк думал, что это неплохая история. Полагал, что Сюзанна в нее бы поверила (если б обратила внимание на то, что очки эти в Калье единственные). Он склонялся к мысли, что в нее поверил бы даже Роланд. Слайтман рассказывал ее правильно: как человек, понимающий, как ему повезло, и не имеющий ничего против того, чтобы рассказать другим, что последовал собственному желанию, оказавшемуся более правильным, чем мнение многих, в том числе и его босса. Даже Эдди, и тот не нашел бы в истории Слайтмана-старшего никакой зацепки. А зацепка состояла в том, что история отца Бенни не была правдивой. Джейк не знал, на что тот выменял очки, его телепатической силы не хватало докопаться до истины, но что Слайтман-старший солгал, сомнений у него не было. Потому-то он и волновался.
«Может, ничего в этом и нет. Может, он просто не хочет говорить, как они к нему попали. Может, кто-то из Мэнни принес очки из одного из своих путешествий в другие миры, а отец Бенни украл их у него».
Такая версия имела право на существование, а Джейк, если бы постарался, мог придумать и с полдюжины других. На недостаток воображения он никогда не жаловался.
Однако ложь Слайтмана-старшего, наложенная на увиденное у реки, не давала Джейку покоя. Какие дела были у бригадира ковбоев Эйзенхарта на той стороне Девар-Тете Уайе? Джейк не знал. Но всякий раз, когда он собирался поговорить об этом с Роландом, что-то удерживало его.
«И это после того, как он сам упрекнул Роланда, что у того появились секреты от остальных».
Да, да, да, но…
Но что его останавливало?
Не что, а кто. Бенни, естественно. А может, проблема была не в Бенни, а в самом Джейке? Он с трудом сходился с детьми, Бенни стал едва ли не его первым другом. Настоящим другом. И от мысли, что он может навлечь неприятности на отца Бенни, у него сосало под ложечкой.
Двумя днями позже, в пять вечера, Розалита, Залия, Маргарет Эйзенхарт, Сари Адамс и Сюзанна Дин собрались на поле, тянувшемся на запад от небесно-синей будки-туалета Розы. То и дело слышались смешки, а то и раскаты пронзительного, нервного хохота. Роланд к женщинам не подходил. Эдди и Джейк следовали ему примеру. Он им сказал, что будет лучше, если они сами справятся с волнением.
Вдоль изгороди, на расстоянии десяти футов друг от друга, стояли пугала с головами-тыквами. Каждую тыкву покрывал мешок, завязанный так, что напоминал капюшон плаща. У стоек пугал стояли три корзины. Одна — с тыквами. Вторая — с картофелинами. Содержание третьей вызвало стоны и протесты. Потому что в ней лежала редиска. Роланд предложил им оставить жалобы при себе. Добавил, что думал о горошинах. Никто (даже Сюзанна) не мог с уверенностью сказать, что стрелок шутил.
Каллагэн, в этот день одетый в джинсы и жилетку со многими карманами, вышел на заднее крыльцо-веранду, где сидел Роланд и курил, дожидаясь, пока дамы возьмутся за дело. Рядом Джейк и Эдди играли в шашки.
— Приехал Воун Эйзенхарт, — сообщил он Роланду. — Говорит, что направляется к Туки, чтобы выпить пива, но по пути хочет перекинуться с тобой парой слов.
Роланд вздохнул, поднялся, через дом вышел на переднее крыльцо. Эйзенхарт сидел на козлах возка, запряженного одной лошадью, мрачно смотрел в сторону церкви Каллагэна.
— Доброго тебе дня, Роланд.
Несколько дней тому назад Уэйн Оуверхолсер подарил Роланду широкополую ковбойскую шляпу. Стрелок приподнял ее, ожидая продолжения.
— Полагаю, ты скоро пошлешь перышко. Другими словами, созовешь собрание.
Роланд признал, что этот день близился. Жители города не могли указывать рыцарям Эльда, что им делать и как, но Роланд считал своим долгом довести до их сведения, что они решили сразиться с Волками.
— Я хочу, чтобы ты знал, когда принесут перышко, я его коснусь и пошлю дальше. А на собрании я скажу «да».
— Я говорю спасибо тебе, — ответил Роланд. Его тронуло решение ранчера. Сердце стрелка, похоже, стало мягче, после того как к нему присоединились Эдди, Сюзанна и Джейк. Иногда его это печалило. Обычно — нет.
— Тук этого не сделает.
— Не сделает, — согласился Роланд. — Пока дела идут хорошо, туки этого мира к перышку не прикоснутся. И уж тем более не скажут «да».
— Оуверхолсер с ним.
Это был удар. Не то чтобы неожиданный, но Роланд надеялся, что Оуверхолсер все-таки перейдет на их сторону. Роланд уже обладал необходимой поддержкой и предполагал, что Оуверхолсеру это известно. По-хорошему крупному фермеру следовало сидеть и ждать, чем все закончится. Попытка вмешаться могла привести к тому, что в следующем году он бы уже не увидел, как зерно заполняет его амбары.
— Я хочу, чтобы ты знал одно, — продолжил Эйзенхарт. — Я говорю «да» из-за жены, а она — потому что решила выйти на охоту. Бросание тарелок привело к тому, что женщина указывает своему мужчине, что он должен делать, а что — нет. Это неестественно. Право указывать принадлежит мужчине. За исключением, понятное дело, ухода за детьми.
— Она отдала все, чем жила с рождения, когда выходила за тебя замуж, — напомнил Роланд. — Теперь твоя очередь чем-то поступиться.