— Перестаньте. — Тауэр не побледнел — позеленел. — Я могу снять номер в отеле в Виллидж. Там есть дешевые отели для художников и писателей, которым пока не удается продать свои творения. Номера, конечно, ужасные, но жить там все-таки можно. Я позвоню Эрону, и рано утром мы уедем на север.
— Отлично, но сначала вы должны выбрать город, куда поедете. Чтобы я или кто-то из моих друзей смог вас найти.
— Откуда я знаю, куда мы поедем? Я не знаю никаких городов в Новой Англии севернее Уэстпорта, штат Коннектикут.
— Наведите справки, как только доберетесь до отеля в Виллидж. Выберите город и рано утром, до того, как уедете из Нью-Йорка, отправьте вашего приятеля, Эрона, к пустырю. Пусть напишет почтовый индекс на заборе. — Тут Эдди пришла неприятная мысль. — У вас есть почтовые индексы? Их уже изобрели?
Тауэр посмотрел на него, как на чокнутого.
— Разумеется, есть.
— Отлично. Пусть напишет его со стороны Сорок шестой улицы, там, где заканчивается забор. Вы поняли?
— Да, но…
— Они, возможно, не оставят засады в вашем магазине, сообразят, что вам хватило ума и вы сделали ноги, но, если и оставят, за пустырем наблюдать не будут, а если и будут, то лишь со стороны Второй авеню. Если возьмут под наблюдение и Сорок шестую улицу, то будут высматривать вас, а не его.
Тауэр, несмотря на охвативший его страх, заулыбался. Эдди расслабился, тоже улыбнулся.
— Но?.. Если они будут высматривать и Эрона?
— Пусть оденется не так, как всегда. Если отдает предпочтение джинсам, пусть наденет костюм. Если носит костюм…
— Пусть наденет джинсы.
— Точно. Не помешают и солнцезащитные очки, при условии, что утро выдастся ясным, и они будут вполне уместны. Индекс пусть напишет черным маркером. Скажите ему, чтобы вел себя как можно естественнее. Он прогулочным шагом идет вдоль забора, останавливается, вроде бы его заинтересовал какой-то постер, пишет индекс и уходит. И предупредите его, чтобы, не дай Бог, не ошибся.
— А как вы найдете нас, зная почтовый индекс?
Эдди подумал о магазине Тука, о долгой беседе с местными жителями, которую они вели, сидя в больших креслах-качалках. Позволяя всем, кто хотел, посмотреть на себя, отвечая на вопросы.
— Загляните в местный магазин. Поболтайте с жителями городка, расскажите всем, кто будет слушать, что вы приехали написать книгу или нарисовать с десяток пейзажей. Я вас найду.
— Ладно, — кивнул Тауэр. — Это хороший план. Вы отлично с этим справились, молодой человек.
«Потому что это мое», — подумал Эдди, но не озвучил свою мысль. Сказал другое:
— Я должен идти. И так задержался.
— Прежде чем вы уйдете, вы должны мне помочь, — остановил его Тауэр и объяснил, чего он от него хочет.
Глаза Эдди широко раскрылись.
— Да вы рехнулись! — взорвался он.
Тауэр кивнул в сторону входной двери магазина, где по-прежнему мерцал воздух, отчего прохожие на мгновение становились миражами на фоне светящегося прямоугольника.
— Там дверь. Вы мне это сказали, и я вам верю. Я не могу разглядеть, что за ней, но что-то я вижу.
— Вы рехнулись, — повторил Эдди. — Полностью и бесповоротно.
Он прекрасно понимал, что его слова не соответствуют действительности, но очень уж не хотелось связывать свою судьбу с человеком, обратившимся к нему с такой просьбой. Не просьбой — выставившим такое требование.
— Может, да, а может, и нет. — Тауэр сложил руки на широкой пухлой груди. Говорил мягко, но по глазам-ледышкам чувствовалось: он от своего не отступится. — В любом случае это мое условие. Выполните его, и я сделаю все, о чем вы просите. Другими словами, закрою глаза на то, что и ваше предложение представляется мне чистейшим безумием.
— Кел, побойтесь Бога! Господь праведный и Человек-Иисус! Я же прошу вас сделать только то, что завещал вам сделать Стефан Торен!
Глаза остались теми же ледышками: отступать от своего Тауэр не собирался. Да что там, пожалуй, еще больше заледенели.
— Стефан Торен мертв, а я — нет. Я назвал вам мое условие. Вопрос в том, согласны вы или…
— Да, да, ДА! — взревел Эдди и допил кофе. Затем взял пакет с молоком, стоявший за кофеваркой, и осушил его. Словно молоко прибавило ему сил. — Пошли. Покончим с этим.
Роланд мог видеть, что происходит в магазине, но в несколько искаженном виде, словно смотрел на дно быстро бегущего потока. Ему очень хотелось, чтобы Эдди поторопился. Даже с пулями, глубоко засунутыми в уши, он слышал эту жуткую мелодию колокольцев и ничто не блокировало эти ужасные запахи: то горячего металла, то протухшего бекона, то заплесневелого сыра, то подгоревшего лука. Его глаза слезились, и, возможно, слезы тоже мешали ему лучше разглядеть происходящее за дверью.