Волки Кальи

По пути сосчитал ветки, которые нес, и те, что лежали на коленях Сюзанны. По девятнадцать — и там, и там.

— Сюзи. — Он подождал, пока она посмотрела на него. — Время вновь пошло.

Она даже не спросила, о чем он, только кивнула.

4

Решимость Эдди не есть сдобные шары довольно быстро растаяла как дым. Подходя к лагерю, они услышали скворчание оленьего жира, который Роланд (в запасливости с ним никто сравниться не мог) отыскал в своем старом, потрепанном заплечном мешке. Эдди не отказался от своей порции, выложенной на одну из древних тарелок, найденных в лесу Шардика, и съел все.

— По вкусу не уступают омарам, — прокомментировал он, потом вспомнил чудовищ на берегу, отхвативших Роланду пальцы. — То есть не уступают по вкусу хот-догам, которые готовят в «Натанс». Извини, Джейк, зря я к тебе прицепился.

— Вот о чем вы все должны знать. — Роланд улыбался, в эти дни он улыбался чаще, гораздо чаще, но глаза оставались серьезными. — Вы все, сдобные шары иной раз вызывают очень живые сны.

— Ты хочешь сказать, съесть их, все равно что обкуриться? — спросил Джейк, которому сразу стало как-то не по себе. Он думал о своем отце. Элмер Чемберз много чего перепробовал за свою жизнь.

— Обкуриться? Не уверен…

— Закинуться. Ширнуться. Увидеть то, чего нет. Как ты вот принял мескалин и вошел в каменный круг, где этот демон едва… ты знаешь, едва не причинил мне вред.

Роланд задумался, вспоминая. Суккуба, заточенная в том каменном круге, если б ей не помешали, лишила бы Джейка Чемберза девственности, а потом затрахала бы до смерти. Так уж вышло, что Роланд заставил суккубу заговорить. В отместку, чтобы наказать его, она послала ему образ Сюзан Дельгадо.

— Роланд? — Джейк с тревогой смотрел на стрелка.

— Не волнуйся, Джейк. Это грибы делают то, о чем ты думаешь, воздействуют на сознание, изменяют его, а не сдобные шары. Это ягоды, приятные на вкус. Если твои сны станут совсем уж живыми, просто напомни себе, что тебе все это снится.

Эдди подумал, что тирада больно уж странная. Во-первых, Роланд никогда не проявлял такой заботы об их психическом здоровье. Во-вторых, никогда не отличался многословием.

«Время пошло, и он тоже это знает, — подумал Эдди. — Чуть-чуть постояло, но теперь побежало вновь. Как говорится, игра началась».

— Будем выставлять часового, Роланд? — спросил Эдди.

— Мне представляется, смысла нет, — ответил стрелок, сворачивая самокрутку.

— Ты действительно думаешь, что они не опасны? — Сюзанна посмотрела на лес. Отдельные деревья уже сливались в надвигающейся вечерней темноте. Маленький блик костра, который они видели ранее, исчез, но люди, следовавшие за ними, остались. Сюзанна их чувствовала. И не удивилась, когда, опустив голову, увидела, что и Ыш смотрит в том же направлении.

— Я думаю, возможно, в этом и заключается их проблема, — ответил Роланд.

— И что сие должно означать? — полюбопытствовал Эдди, но Роланд не ответил. Лежал на спине, подложив под голову свернутую оленью шкуру, смотрел в темное небо и курил.

Позже ка-тет Роланда уснул. Они не выставили часового, и никто не потревожил их сон.

5

Сны, когда они пришли, были вовсе не снами. Они все это знали, за исключением, возможно, Сюзанны, которой в реальности той ночью там не было.

«Господи, я снова в Нью-Йорке, — подумал Эдди. И тут же пришла новая мысль: — Действительно вернулся в Нью-Йорк. Это и впрямь произошло».

Произошло. Он оказался в Нью-Йорке. На Второй авеню.

И в тот же самый момент Джейк и Ыш вышли на Вторую авеню с Пятьдесят четвертой улицы.

— Привет, Эдди. — Джейк улыбался. — Добро пожаловать домой.

«Игра началась, — подумал Эдди. — Игра началась».

Глава 2 Нью-йоркское мельтешение

1

Джейк заснул, глядя в чернильную тьму: ни луны, ни звезд на облачном ночном небе. Засыпая, почувствовал, будто куда-то падает. Он узнал это чувство: когда был так называемым нормальным ребенком, ему частенько снилось, что он падает, особенно перед экзаменами, но сны эти как отрезало после того, словно он заново родился в Срединном мире.

А потом ощущение, будто он куда-то падает, исчезло. Он услышал какую-то мелодичную музыку, слишком уж расчудесную: три ноты, и ты хочешь, чтобы она смолкла, двенадцать, и тебе кажется, что она убьет тебя, если не смолкнет. От каждой ноты, казалось, вибрировали все кости. «Что-то гавайское, кажется?» — подумал он, и хотя мелодия эта ничем не напоминала дребезжание червоточины, что-то общее у них точно было.

Было, и все тут.

А потом, когда он уже понял, что больше не выдержит этих ужасных и прекрасных звуков, они стихли. И темнота под его опущенными веками вдруг окрасилась ярким багрянцем.

Он осторожно приоткрыл глаза навстречу сильному солнечному свету.

И у него отпала челюсть.

В Нью-Йорке.