За домиком Розалиты Мунос стояла высокая будка туалета, выкрашенная в небесно-синий цвет. По левую руку стрелка, который вошел в туалет поздним утром, — рассказ отца Каллагэна затянулся за полночь, да и потом они улеглись далеко не сразу, — к стене крепилось металлическое кольцо, под которым, в семи или восьми дюймах, находился стальной диск. В этой импровизированной вазе стояли два побега «черноглазой Сюзанны».[56]
Их лимонный, чуть терпкий запах был единственным, который долетал до ноздрей стрелка. На стене над сидением, в рамке и повыше зеркала, висела картинка, изображающая Человека-Иисуса, со сложенными в молитве руками под подбородком. Рыжие локоны падали на плечи, смотрел он вверх, на Своего Отца. Роланд слышал о племенах мутантов, которые называли Отца Иисуса Большим Небесным Папашей.Роланда порадовало, что Человека-Иисуса изобразили в профиль. Если ли бы Он смотрел на него, Роланд сомневался, что сумел бы справить малую нужду, не закрыв глаз, пусть его мочевой пузырь и наполнился под завязку. «Странное место для изображения Сына Божьего», — подумал он, а потом сообразил, что ничего странного и нет. Обычно этим туалетом пользовалась только Розалита, и Человек-Иисус мог увидеть лишь ее прикрытую одеждой спину.
Роланд Дискейн расхохотался, и одновременно упругая струя полилась в очко.
Когда он проснулся, Розалита уже ушла, и достаточно давно: ее половина кровати остыла. Теперь, выйдя из небесно-синего туалета и застегивая пуговицы, Роланд посмотрел на солнце и понял, что до полудня осталось совсем ничего. Определить время без часов, песочных или солнечных, в последние дни стало совсем не просто, но такая возможность оставалась, при тщательности расчетов и готовности признать, что погрешность результата будет достаточно велика. Корт, подумал он, пришел бы в ужас, если б увидел, что один из его учеников, один из сдавших экзамен учеников, стрелок, начинает такое важное дело, проспав чуть ли не до полудня. А ведь дело начиналось именно сегодня. Прошедшие дни ушли на ритуалы и подготовку, занятия нужные, но, в принципе, бесполезные. Вроде танца под Песню риса. Этот этап закончился. А насчет сна допоздна…
— Никто не заслужил этого больше, чем я, — изрек он и спустился по склону. Здесь тянулся забор, очерчивая границу участка Каллагэна (а может, отец считал, что это граница участка Бога). За забором без умолка журчала маленькая речка, словно девочка, делящаяся секретами с подружкой. Берега речки заросли «черноглазой Сюзанной», так что одной тайной (пусть и маленькой) стало меньше. Роланд глубоко вдохнул лимонный запах.
Он вдруг понял, что думает о ка, что случалось с ним редко (Эдди, который твердо верил, что Роланд ни о чем другом практически не думает, очень бы удивился). Собственно, ка устанавливала один единственный принцип: «Отойди в сторону и не мешай мне работать». Тогда почему, скажите на милость, люди никак не могли заучить этот столь простой урок? Откуда бралось это неумное, глупое желание вмешаться? Все внесли свою лепту; все знали о том, что Сюзанна Дин беременна. Роланд — буквально с момента зачатия, когда Джейк «извлекался» из дома на Голландском холме. Сюзанна сама это знала, несмотря на окровавленные тряпки, которые прятала рядом с тропой. Тогда почему они так долго тянули с разговором, который состоялся прошлой ночью? Почему никак не решались на него? Кому-нибудь этот разговор причинил дополнительные страдания?
Роланд надеялся, что нет. Но едва ли мог знать наверняка, не так ли?
Однако, хорошо, что они все выяснили. И солнечное утро служило тому подтверждением, потому что давно уже он не мог похвастаться отличным самочувствием. По крайней мере, физическим. Ничего не болело и…
— Я думал, вы уляжетесь вскоре после того, как я покинул вас, стрелок, но Розалита сказала мне, что ты пришел чуть ли не на заре.
Роланд отвернулся от забора и своих мыслей. В этот день Каллагэн надел черные брюки, черные ботинки и черную рубашку с воротником-стойкой. Крест висел на груди, а седые волосы не торчали во все стороны, возможно, чем-то смазанные. Какое-то время он держал взгляд Роланда, потом продолжил:
— Вчера я ездил по маленьким фермам, причащал тех, кто этого хотел. И выслушивал их исповеди. Сегодня с тем же поеду на ранчо. Многие ковбои следуют, как они здесь говорят, тропою Креста. Розалита повезет меня на двуколке, так что за ленчем и обедом вам придется управляться самим.
— Мы с этим справимся, — ответил Роланд, — но сможешь ли ты уделить мне несколько минут для разговора?
— Разумеется, — кивнул Каллагэн. — Если человек не может задержаться, не следовало и подходить. Хороший совет, думаю, и не только для священников.
— Ты выслушаешь мою исповедь?
Брови Каллагэна приподнялись.
— Так ты веришь в Человека-Иисуса?
Роланд покачал головой.
— Отнюдь. Ты ее, тем не менее, выслушаешь? И не будешь с кем-либо делиться?
Каллагэн пожал плечами.