Волки Лозарга. Книги 1-3

– Плохо же вы меня любите, если от вас у меня одни неприятности! Если бы вы могли изменить ваше поведение, у меня не возникло бы желания никогда вас не видеть. Почему вы не хотите быть мне другом, а не врагом?

У Батлера вырвался смешок, сменившийся болезненной гримасой, он приложил руку к груди.

– Другом? Что такое друг? Я хочу быть вашим любовником, мужем, и никем другим.

– Друг мне тот, кто вас ранил. Он тоже меня любит, но хочет только защитить меня, оградить от невзгод. Я обязана ему жизнью. А вам я обязана лишь слезами и… постыдными воспоминаниями.

– Я заставлю вас забыть об этом, клянусь вам!

– Не думайте об этом, постарайтесь заснуть. Завтра я пришлю узнать, как ваши дела.

И, делая вид, что не замечает руки, протянутой им, чтобы удержать ее, Гортензия вышла из комнаты. Столкнувшись в дверях с бароном Дегерфельдом и врачом, молодая женщина вернулась в библиотеку.

– Мне кажется, мы можем отправляться домой, Фелисия. Мария, дорогая, я никогда не смогу отблагодарить вас за то, что вы приютили этого человека.

– Оставьте, пожалуйста! – весело прервала ее графиня. – Вы не знаете, как я люблю гостей. А этот к тому же не лишен оригинальности. Он может быть интересен…

– Если он влюбится в вас, вы нам окажете неоценимую услугу, – заметила Фелисия.

– Я всегда могу попытаться. А вы постарайтесь думать только о том, что вас ждет. Сегодня вы одержали большую победу, ведь вам обещана встреча. Это наилучшая новость… Будем надеяться на божью помощь!

Надежды этого вечера несколько потускнели за неделю, прошедшую после карнавала, так как от принца не было никаких вестей. Фелисия и Гортензия решили, что он снова болен, но Мармон, частенько приходивший теперь к чаю, сказал, что в Хофбурге все в порядке и сын Наполеона продолжает свои занятия историей с маршалом. Так почему же он молчит? Не доверяет им? Или просто пообещал встречу, считая женщин ненормальными и пытаясь от них отделаться? В это было тяжело поверить, подруги отгоняли подобные мысли прочь. Фелисия сражалась с неопределенностью, фехтуя особенно ожесточенно. Она посещала Дюшана ежедневно, практиковалась с ним по целому часу под наблюдением Гортензии, которая сопровождала ее, чтобы меньше скучать. Чая у Вильгельмины де Саган и визитов к Марии Липона, где Батлер очень медленно поправлялся, было недостаточно, чтобы как-то занять время.

Дюшану также не терпелось заняться делом, как и Фелисии с Гортензией. Он вел обширную переписку с бывшими соратниками по оружию, оставшимися во Франции, и был в курсе всего, что там происходило.

– В наших интересах сделать все как можно быстрее, – говорил он. – Дела во Франции идут не очень хорошо. В Париже все еще волнения. Были выступления против церкви, призывы к установлению республики, к революции. Луи-Филипп думал успокоить всех, убрав королевские лилии с королевского штандарта и с государственной печати, но никого этим особо не обрадовал. А народу нужен энтузиазм. Если ему привезти молодого императора, красивого, окруженного ореолом отцовской славы, то народ забудет о республике… Но что остается нам, кроме ожидания?

Несмотря на холод, Фелисия и Гортензия каждый день гуляли в Пратере в надежде увидеть принца: им подтвердили, что у него есть привычка бывать там ежедневно. Но, очевидно, он бывал там в разные часы, так как они видели его только один раз из-за тусклого окна кареты и не были уверены, что он ответил на их приветствие и узнал их. Пылкая Фелисия хотела было отправиться вслед за дворцовой каретой, но Гортензия ее отговорила.

– Это ни к чему не приведет. Продолжим лучше нашу прогулку. Погода почти хорошая.

В этот день небо чуть голубело сквозь серую дымку, в воздухе носился запах лошадей и сырой земли. Гортензия любила Пратер, один из прекраснейших парков Европы. Часть его была занята лавочками, кафе, театрами на открытом воздухе, но стоило отойти от центральной аллеи, как вас окружали столетние деревья, укрывавшие ветвями широкие дорожки, по которым, должно быть, очень приятно пройтись летом. Иногда можно было заметить белок и ланей, и тогда казалось, что находишься в настоящем лесу. Среди деревьев было много елей. Глядя на них, Гортензия с грустью и любовью вспоминала свой небольшой замок в Комбере. Мысли несли ее дальше, в Овернь, где маленький Этьен, наверное, частенько зовет маму. Она вспоминала о Жане, и это воспоминание становилось с каждым днем все тяжелее.

Получил ли он ее последнее письмо? Что он подумал? Понял ли и простил ли он ту, которая солгала, потому что слишком сильно его любила? Из Франции не было новостей, хотя она и сообщила свой адрес. Это молчание угнетало молодую женщину, так как бездействие и волнение она переносила тяжело. Она несла в Пратер свою меланхолию, чтобы полюбоваться природой, напоминавшей ей родные места.

Прошла неделя, потом еще одна, и лишь в начале третьей приглашение наконец было получено. Правда, приглашение совершенно неожиданное. Его принес дворцовый лакей: эрцгерцогиня София приглашала княгиню Орсини и графиню де Лозарг сегодня к трем часам.