Волки Лозарга. Книги 1-3

Воздух, напоенный ароматами духов и изысканными запахами шоколада, ванили, кофе, сдобных булочек и взбитых сливок, слегка трепетал под взмахами вееров, создавая впечатление, что находишься в кондитерской знаменитого Демеля на Кольмаркге, а не в особняке владетельной герцогини. Но Вильгельмина и ее сестры были известными сладкоежками, поэтому за чаепитием в правом крыле дворца Пальм всегда собиралось множество друзей, предпочитающих коротать зимнее ненастье в компании очаровательных женщин, умеющих к тому же устраивать великолепные приемы. Фелисия и Гортензия с удовольствием принимали участие в чаепитиях, и в этот час их частенько можно было застать в роскошной гостиной, где Вильгельмина принимала гостей.

В этот вечер в особняке у Трех Граций Курляндии было многолюдно, как бывало всякий раз, когда князь Меттерних покидал свою резиденцию в Балхаусплатц и отправлялся с визитом к сестрам. Тогда некий таинственный слушок перебегал из дворца во дворец Вены, извещая их обитателей, что принц-канцлер отправился к герцогине де Саган. Меттерних, одетый в элегантный, строгий костюм, выгодно выделялся среди цветника, который представляло собравшееся общество: Кински, Пальфи, Эстергази, Цихи и прочие, разодетые в бархат, шелк, тафту, тончайшее английское сукно самых разнообразных расцветок, ценнейшие меха, перья и тюрбаны. Гости с интересом прислушивались к теплому глубокому голосу Меттерниха, нанизывающему в разговоре фразу за фразой. С возрастом ему все больше нравилось покорять своим красноречием тех, кого в молодости очаровывал лишь своей красотой, ибо его лицо и тело казались когда-то точной копией статуи Антиноя.

Сидя в кресле с высокой спинкой с чашкой шоколада в руке и скрестив длинные ноги, он вел своеобразный диалог с человеком, представлявшим другой полюс притяжения в салоне. Им был шевалье фон Генц, его давний и надежный советник, о котором говорили, что ему знакомы все европейские секреты. Но боже, какой же незавидной внешностью обладал этот влиятельнейший столп европейской политики! Немощное, постоянно трясущееся тело, согбенные плечи, помятое лицо человека без возраста под рыжим париком. Генц носил темные очки, которые придавали ему уверенность в себе, а также скрывали робкий, редко на ком-нибудь останавливающийся взгляд. Костюм сидел на нем хорошо, хотя и давным-давно вышел из моды. И последнее: фон Генц чрезмерно сильно душился.

Бывший журналист и ярый полемист, редактор Венского конгресса, ему, без сомнения, принадлежало самое беспощадное и ядовитое перо в мире. Французы вообще и Наполеон в частности немало настрадались от Фредерика фон Генца, толкнувшего Пруссию на войну с Францией. Он был человеком странным, любившим деньги и роскошь, молва приписывала ему страсть к юношам, и это в высшей степени странно сочеталось с чувством, которое он питал к танцовщице Фанни Элслер. Девица была на сорок шесть лет моложе, но он, как говорили, творил ради нее настоящие безумства.

Гортензии не понравились тонкая улыбка и взгляд закрытых темными очками глаз.

– Француженка? Француженки редкие гости в Вене, за исключением тех, что привозят сюда последнюю парижскую моду. Что завело юную прелестную барышню так далеко от берегов Сены?

– Музыка, месье. В Вене собираются все меломаны, а я не знаю, что люблю больше – церковные службы или ваши замечательные вальсы…

– Музыка и чревоугодие, – добавила Фелисия, отыскав на подносе, поданном ей слугой, великолепное пралине. – Нигде больше не отведаешь таких вкусных пирожных!

– И чтобы есть их вволю и при этом не испортить талию, вы каждое утро фехтуете, принцесса?

– Вернее верного. Вынуждена констатировать, шевалье, что вы полностью оправдываете репутацию самого осведомленного человека в Европе. Вам надо быть шефом полиции.

– Ну что ж, в этом нет ничего невозможного. Но в данном случае все очень просто: мне недавно рассказал о вас Прокеш. Он бесконечно восхищен вами…

– Он так и сказал? – спросила Фелисия добродушно. – Восхищение такого человека, как он, всегда приятно…

Появление Меттерниха положило конец их беседе. Вместе с остальными гостями Генц подошел к канцлеру и, дождавшись, пока тот поест, завязал с ним непринужденный диалог, к которому с любопытством прислушивались окружающие. Сначала говорили о Франции. Меттерних только что узнал, что Луи-Филипп издал указ, согласно которому Бурбоны старшей ветви подлежали высылке. Слушатели сочли своим долгом возмутиться.

– Эти господа из Орлеана неисправимы, – сказала Вильгельмина. – Если они не голосуют за смерть своих кузенов, то ссылают их. Это вполне в духе их семейства.

– Но Бурбоны старшей ветви уже несколько десятков лет воздерживаются от нападок на своих кузенов, – вмешалась Полин де Гогенцоллерн-Элхинген, ничего так не любившая, как противоречить старшей сестре. – Я познакомилась с этим Луи-Филиппом, когда он сбежал от революции. Очаровашка…

– О! – перебила ее герцогиня де Саган. – Ты и Робеспьера сочла бы очаровательным.