Волки Лозарга

– Уймите его, иначе пустим ему кровь. Коли вы враги народа…

– Я вчера была на бульваре Ган и получила пулю в плечо! – рассердилась Фелисия. – А моя подруга ухаживала за ранеными у Ратуши. Так что ваши угрозы бесполезны. Идите куда хотите, только будьте осторожны: швейцарцы отлично вооружены…

– Мы тоже, у нас есть пушка…

Так называемая пушка, музейный экспонат, выстрелила лишь единожды и большого урона никому не нанесла. Зато стан врага отозвался частым огнем, усеявшим мирную улицу ранеными и трупами.

– Так и не удастся мне сегодня отдохнуть, – вздохнула Фелисия. – И вам, Гортензия, самое время продемонстрировать свои таланты сестры милосердия. Помогите мне одеться, и пойдем посмотрим, что можно сделать для этих бедняг…

Пока шел бой, они без устали трудились. Принимали раненых, раздавали еду и вино. Тимур, наконец сообразив, что принял соратников за врагов, тоже подключился к военным действиям. Целых два часа продолжался яростный бой. Жители окрестных домов, к несчастью для швейцарцев, поддержали бунтовщиков. Стреляли из окон домов, завидев красные мундиры, швыряли в них чем попало. Вновь охваченная воинственным пылом, Фелисия, стоя на крыше, наблюдала за ходом сражения.

Одна Гортензия не разделяла всеобщего воодушевления. Насилие, кровь – а ведь это была в большинстве случаев кровь невинных – пугали ее, вызывали отвращение и протест. Неужели свобода рождается лишь через смертоубийство? На этой улице с ее цветущими садами смерть выглядела уже не так благородно, ведь многие рвались в бой, гонимые лишь низменными инстинктами, желанием убивать… Вдруг у нее екнуло сердце: она содрогнулась от гнева и возмущения. Во двор их дома кучка одержимых втащила раненого молодого швейцарца. Они взяли его в плен. С мальчишки сорвали мундир, привязали. Откуда-то появился здоровенный детина с топором.

– Сейчас разрублю его на куски! – завопил он и гнусно подмигнул.

Гортензия бросилась к ним, соскочила с крыльца и, сложив руки в мольбе, загородила собой жертву.

– Не трогайте этого человека! – крикнула она. – Я запрещаю вам…

Верзила с топором схватил ее за руку и хотел оттащить, но она намертво вцепилась в швейцарца.

– Убирайся, ты, красотка! А то и с тобой расправлюсь!

С крыши послышался встревоженный голос Фелисии:

– Отойдите, Гортензия! Вас могут убить!

– Тогда за это ответите вы, Фелисия Орсини! Вы не смогли заставить их уважать свой дом! Я его не отпущу!

– А вот это мы посмотрим!

Топор завертелся над головой швейцарца. Гортензия закрыла глаза. Но вдруг раздался выстрел, и верзила с топором повалился наземь. Стреляла Фелисия. Но Гортензии и юноше это не помогло. Дружки убитого не успокоились и теперь взяли их во все сжимающееся кольцо. Вдруг из дверей появился Шаррас с ружьем. Он мигом оценил ситуацию.

– Собратья! – крикнул Шаррас. – Мы здесь для того, чтобы свергать монархию, а не затем, чтобы убивать женщин и раненых!

– Они застрелили Веншона! – возразил какой-то человек в неизвестно где раздобытой якобинской куртке и красном колпаке. – Мы должны отомстить за него!

– Нет! Только попробуй, и я сразу же тебя пристрелю! Будет целых два покойника! – Но вдруг в тоне его пропала угроза, голос чуть не дрожал: – В этом доме нам помогли, а теперь у нас есть дела поважней! Слышите колокольный звон? Это уже не набат! Форт Рагуза пал! Надо идти туда, закрепить нашу победу и найти остальных. Здесь нам больше нечего делать.

Наступила тишина. Каждый прислушивался. Один за другим звонили парижские колокола, но это уже и вправду не был грозный набат. Над Парижем прокатился веселый перезвон, как бывает по утрам на Пасху и по большим праздникам.

– Победили Мармона? – недоверчиво переспросил мужчина в якобинской куртке.

– Он бежал. Отступил в Сен-Клу. В Ратушу идет Лафайет. Париж наш!

Ему ответил радостный рев толпы. В мгновение ока дом опустел. Бунтовщики спешили присоединиться к победителям. Они бежали со всех ног, толкались и устроили на улице невообразимую сутолоку. Потом постепенно все стихло. Гортензия, еще сидевшая в обнимку с раненым, наконец поднялась… и тут обнаружила, что он мертв, а платье ее намокло от крови.

И тогда, рухнув на ступеньки крыльца, она затряслась в рыданиях. Чуть погодя появилась Фелисия и села рядом. Она молча смотрела, как плачет подруга. Наконец спросила тихо:

– Гортензия, вы ненавидите меня? Не надо. Я такая, какая есть, в общем, совсем другая, чем вы, несмотря на всю нашу дружбу. С незапамятных времен Орсини проливали кровь, свою и чужую. Мы никогда не придавали этому большого значения.

– Я знаю, Фелисия, знаю… Только не говорите мне, что дали бы казнить этого несчастного у вас на глазах и даже не пришли бы ему на помощь!

– Бывают случаи, когда помощь бессильна. По-настоящему милосердно было бы пустить ему пулю в голову, чтобы избавить от страданий. Я так бы и сделала, если б не вы.

– Не лучше ли было поступить так, как вы все-таки поступили?

– Нет, потому что если бы их главарь вовремя не пришел со своей доброй вестью, то не спаслись бы ни вы, ни я, ни прочие жители этого дома. Даже герои, случается, ведут себя как последние свиньи…