Волки на парашютах

Когда я много раз прошу родителей об одном и том же, это катастрофа. Они начинают раздражаться и ненавидеть меня. В прошлом году мы ездили в Испанию, и там пришлось идти в музей. Это был огромный-преогромный музей с картинами. Честно говоря, я не очень люблю картины, поэтому мне было немного грустно бродить там весь день. И вдруг я захотел писать! А туалет был ужасно далеко, сложно себе представить, как далеко. Я понял, что мне не дойти туда одному. А мама с папой были заняты своими картинами, они переходили от одной к другой, переговаривались и не обращали на меня никакого внимания. Ну, и я долго терпел, потом набрался смелости и говорю, что хочу писать. Ну, маму это не очень обрадовало, она сказала, что тоже хочет писать, но взрослые спокойно могут не писать, и ничего страшного, если я немного потерплю. Я чуть не упал в обморок от ужаса. Терпеть! Я и так уже терпел! В конце концов мама отвела меня в туалет, а папа, глядя нам вслед, вздохнул – мол, неужели мы пришли в музей писать! Но я всё равно был рад. Каждый раз, когда я сильно хочу писать, а потом писаю, я очень радуюсь. Мы с мамой вернулись к папе, и мне снова стало грустно. Я хотел посидеть на стуле, но его заняла толстая тётенька с рюкзаком, и мне пришлось стоять. И вдруг случилась страшная вещь. Невероятная вещь! Я почувствовал, что снова хочу писать! Не знаю, как это вышло, ведь я только что пописал, но я был твёрдо уверен – если я ещё раз не пописаю, всё пропало. Я не дотерплю до конца. Я понимал, что нельзя говорить родителям о моём позоре, потому что они очень рассердятся. Тогда я решил незаметно проскользнуть в коридор и сбегать в туалет самостоятельно, ведь дорогу я знал. Когда мама отвернулась, я стремглав кинулся к выходу, но, к несчастью, меня заметил охранник. Наверно, он подумал, что я хочу украсть какую-нибудь картину, потому что остановил меня, взял за руку и повёл к родителям. Они стали сердиться, что, я безобразничаю и бегаю в музее. Я подумал, что, раз они уже рассердились, это ничего, если я посержу их ещё немного, и сказал, что опять хочу писать. «О господи, этот ребёнок только и делает, что писает!» – бросила мне раздосадованная мама. «И не даёт толком ничего посмотреть», – добавил папа. Мы опять пошли в туалет, и я опять обрадовался, но на этот раз не потому, что пописал (хотя это тоже хорошо), а потому, что сама дорога в туалет была увлекательнее, чем все залы с картинами. Мы миновали две лестницы, поднялись и спустились по трём ступенькам, увидели статуи львов. Одного я успел схватить за морду! Словом, мне ужасно не хотелось возвращаться назад, к папе. Я даже предложил маме остаться в туалете, но она сказала, что я капризничаю, и потащила меня назад. Но когда мы вернулись, папа исчез. Я решил, что, может быть, его тоже задержал охранник (папа-то, конечно, мог бы стянуть пару картин, он большой и сильный). Мы долго искали папу. Когда нашли, он ругался и кричал, что больше на сегодня никаких туалетов. И тут… у меня забилось сердце, а к горлу подступил комок: я почувствовал, что невыносимо хочу какать. Но об этом я уже никому не сказал – так и терпел до вечера.

Всякий раз, когда мне надо о чём-то просить родителей во второй или третий раз, я вспоминаю эту историю. Если б я тогда сказал, что хочу какать, меня бы убили. Мне бы отрезали голову и отдали её учительнице математики. Интересно, если я сейчас скажу, что бабушка согласна отпустить меня в лагерь, мою голову отдадут учительнице? Я решил не рисковать и начал издалека:

– Мам, знаешь, а вот если бы сыр вылез из холодильника и сказал тебе, что согласен, чтобы Мэри его ела, ты бы согласилась?

Мама недовольно причмокнула:

– Витя, перестань, собаке нельзя есть столько сыра, я тебе уже объясняла!

– Ну, мам, ну а если бы сыр сказал, что хочет, чтобы Мэри его съела, и Мэри тоже сказала бы, что хочет его съесть, ты бы и в этом случае не согласилась?

– Нет. Её организму это вредно.

– Мам, ну а если бы её организм сказал, что ему это полезно?

– Нет! Иди делать уроки.

Я понял, что всё напрасно, и пошёл делать уроки. Когда мама не хочет со мной говорить, она всегда отправляет меня делать уроки. По дороге к себе в комнату я встретил папу. Вернее, я просто заглянул к нему в кабинет. Папа работал за компьютером.

– Пап, слушай. – Я кашлянул.

– Ты простудился? – спросил папа, не отрывая взгляда от экрана.

– Нет, просто кашель – признак вежливости.

Папа обернулся и удивлённо на меня посмотрел.

– С чего ты взял?

– Ну, люди всегда кашляют, когда хотят кого-то оторвать от дела.

Папа рассмеялся:

– Ты прав. Ну и зачем тебе отрывать меня от дела?

– Пап, я хотел спросить, а вот если бабушка будет хорошо себя чувствовать, что я буду делать летом?

– Поедешь с ней на дачу.

Я опешил и попробовал зайти с другой стороны:

– Пап, ну а если она будет плохо себя чувствовать, тогда что я буду делать?

– Тем более поедешь с ней на дачу! – весело сказал папа. – А теперь иди делай уроки.