Волки севера (сборник)

— Не знаю. Стовин утверждает, что быстро — все произойдет в течение десятилетия. И он не один, кто так думает. Почти все, кто верит в новое оледенение, считают, что это произойдет быстро. Перед людьми станет проблема обеспечения пищей. Смогут выжить только две трети нынешнего населения Земного шара, и то при коренном изменении существующей технологии.

— Что думают о возможном оледенении ученые других стран?

— Я знаю, что Ледбестер в Англии на прошлой неделе встречался с премьер-министром. В других странах тоже происходили совещания, но под большим секретом. Все боятся возможной паники — экономической, индустриальной…

— И тем не менее, мы должны довести это до сведения общественности, — сказал президент.

— Должен подчеркнуть, что все это только гипотеза, — сказал Брукман. — Я знаю, что этого мало, вам хотелось бы определенности, но пока я не могу предложить ничего другого. Мы еще очень мало знаем о климате, хотя запускаем спутники на орбиту. Вполне возможно, что и я, и Стовин, и остальные ошибаются. А ошибка порождает ошибку, любой ученый скажет вам это. Может быть, мы и ошибаемся.

— Я заметил, что вы говорите — мы, — сказал президент. — Стовин обратил вас в свою веру?

— В какой-то степени, да.

— И вы обеспокоены?

— Да.

— И я тоже, — сказал президент. — И я.

Он замолчал на мгновение.

— Нам нужно обдумать, как это сообщить, чтобы не вызвать паники, — сказал он. — И какое бы ни было принято решение, оно должно быть принято быстро. Вы знаете, я не Стовин. И верю в Бога. Он не мог завести нас так далеко, чтобы затем заморозить.

Брукман промолчал.

— Вы когда-нибудь слышали о Натаниеле Грине, Мэл? — спросил президент.

Брукман отрицательно покачал головой.

— Я так и думал. Но старый Нат всегда был моим героем.

Он кивнул на портрет Вашингтона над камином.

— Нат Грин был лейтенантом в армии Вашингтона во время войны с британцами. Он не выигрывал больших битв, но и не проигрывал кампаний. Он говорил: мы сражаемся, проигрываем, поднимаемся и снова сражаемся. Когда я был мальчиком, я был бы счастлив походить на пего. Видите ли, Мэл, самое великое в человеке это то, что он может подниматься после поражения.

Он поднялся, протянул руку.

— Спасибо, Мэл. Скоро я снова свяжусь с вами. В ближайшие месяцы мы должны все обговорить и решить.

Когда Брукман ушел, президент долго стоял под эмблемой золотого орла на камине. Он вспоминал всю беседу. Что ждет человечество? Президент поднял голову и встретился взглядом с портретом Вашингтона.

— Велл, мистер президент, — сказал он. — Посмотрим.

Евгений Солдатов смотрел в окно серой «Чайки», увозившей его из центра Москвы в аэропорт Домодедово, находящийся в двадцати пяти милях к югу от столицы. Большой автомобиль провез его по Ленинскому проспекту и сейчас разбрызгивал грязь на улицах пригородов Москвы. Вдоль дороги в печальной пустоте полей, на которых кое-где виднелся снег, стояли белые безликие здания, похожие одно на другое. Прохожие, с поднятыми воротниками пальто, шли по горбатым тротуарам, либо терпеливо ждали на остановках, когда забрызганный грязью голубой автобус заберет их. За домами начинался лес. Это был воскресный день, и группа молодых людей, наверное, студентов, подумал Солдатов, красила железобетонный мост.

Вскоре дорога углубилась в настоящий лес. Ее окружали высокие ели. Сердце Солдатова радостно забилось. Это настоящая Сибирь, подумал он. Он не любил Москву. Стишком много людей, и каждый занят своими делами и заботами. А Ленинские горы не могут заменить тайгу.

Многие москвичи не хотели бы, чтобы их послали в такой город, как Новосибирск. Это было для них равносильно ссылке в социальную пустыню. Но он, Солдатов, быстро полюбил Новосибирск. Да, город был суровый и временами жестокий. Иногда там не было даже масла, не говоря уже о мясе. Но зато там был балет почти такой же, как в Большом театре. И Новосибирск со своим двухмиллионным населением двигался вперед, он имел будущее, будущее, не отягощенное историческими традициями. Но самое главное заключалось в том, что можно было отъехать за три мили от города и оказаться в настоящей сибирской тайге, в серо-серебряной и зеленой бесконечности под ледяно-голубым небом, где были только белки, медведи, лисы, соболя и волки — особенно много волков было в этом году, как сказал ему Ковалевский. А несколько недель в году можно было увидеть очень много бабочек, которых так любила Валентина. И она возникла перед его глазами — маленькая, смуглая, решительная и прекрасная — он сразу же захотел очутиться на комфортабельной даче Академгородка в нескольких милях от города. Однако и Новосибирск, и Академгородок, и дача были от него в 2300 милях к востоку, в четырех часах полета. В Москве было время обеда, а в Академгородке наступил вечер.