Волки сильнее собак

– Хочешь подождать и убедиться лично? Если я не прав, уедете из зоны на день раньше. Если прав, а вы останетесь, то не проживете и дня.

Бобби опять пожал плечами.

– Что случилось со старым неуловимым Бобби Хоффманом? – спросил Аркадий.

– Устал.

– Что случилось с вашим отцом? – спросил Яков.

– Его сгубила тюрьма. Агенты налоговой инспекции бросили отца туда лишь затем, чтобы заставить его назвать своих компаньонов. Он был сам по себе и никого не назвал, поэтому его продержали в тюрьме несколько лет. За шесть лет тюрьмы он заработал диабет и нарушение кровообращения. Сносное лечение? Какое там! Отняли у него сначала одну ногу, а потом и другую. Взяли отца видным человеком, а превратили в урода. Последние его слова ко мне: «Не давай им заточить тебя, или я встану из могилы и выдам тебе по первое число». Думаю об этих словах и вспоминаю, каким отец был до тюрьмы. А глядя на пчел, я уверен, мой старик думал: «Куда они летят? На яблоневый цвет? На грушу? Или просто жужжат под солнцем?»

– Главное, чтобы не раздавили, – сказал Аркадий.

Бобби прищурился.

– Туше.

– Пора идти, Бобби.

– Есть варианты? – Слабая улыбка.

– Общежитие. Идти недалеко и в темноте.

– Разве мы не поедем на машине?

– Не думаю, что ваш автомобиль сможет теперь проехать через пропускной пункт.

– Почему вы это делаете? Какая вам от этого польза?

– Мне нужна небольшая помощь.

– Услуга за услугу. Я ваш должник.

– Совершенно верно. Хочу, чтобы вы на кое-что взглянули.

Бобби кивнул. Он осторожно сдул пчел с пальцев, поднялся, стряхнул пчел с пиджака и тихонько сдул их со шляпы.

Аркадий провел Бобби и Якова к комнате, из которой слышался приглушенный шум и топот ликующего стадиона. Рядом находилась комната Аркадия.

Когда никто не отозвался, Аркадий, воспользовавшись телефонной картой Виктора, открыл задвижку. Профессор Кэмпбелл с закрытыми глазами сидел в кресле, уронив голову на грудь, неподвижный, как мумия, в ногах валялась пустая бутылка. Порожние бутылки на столе отражали тусклое свечение телеэкрана, на котором вздымались и опадали трибуны стадиона, а местные футбольные болельщики дружно раскачивались и распевали победную песнь.

Аркадий прислушался к дыханию Кэмпбелла, оно было глубоким запахом перегара.

– Мертвый или пьяный? – шепотом спросил Бобби.

– Выглядит прекрасно, – сказал Яков.

Бобби устроился в кресле рядом с Кэмпбеллом, намереваясь следить за игрой. Это была видеозапись матча двух британских команд, играющих в оборонном стиле американского футбола, лишенном европейских ухищрений. Аркадий сильно сомневался в любви Бобби Хоффмана к футболу, но Бобби делал вид, что разбирается в происходящем на поле. Аркадий вытащил видеокассету.

– Достали бейсбол? – спросил Бобби.

– У меня есть кое-что поинтереснее. – Аркадий вставил кассету Ванко в видеомагнитофон и нажал клавишу воспроизведения.

Чернобыль, день, наружная съемка: кафе на перекрестке, продовольственный магазин и общежитие, снятые переносной видеокамерой. Памятник пожарным, статуя Ленина с выпяченной грудью, деревья, одетые в яркую зелень ранней весны. Снятый на большом расстоянии приближающийся автобус, подъезжая, превратился в длинную вереницу автобусов. Перебивка, автобусы припаркованы на стоянке у общежития, и сотни бородатых людей, на первый взгляд в одинаковых черных костюмах и шляпах, выходят и начинают бродить неподалеку. Все разного возраста, есть и мальчики с пейсами. Отдельный автобус с женщинами в платках. Два милиционера с растерянными физиономиями. Крупным планом капитан Марченко: он жмет руку и приветствует человека, лицо которого скрывает борода.

– Ванко сделал эту запись в прошлом году, – сказал Аркадий.

Участники процессии – слышно бормотание на иврите и по-английски – заполнили дорогу и даже перешли на тротуар, стараясь не слишком опережать бородатых патриархов, которые растянулись, как рулон шелка. Они приехали из Нью-Йорка и Израиля, там теперь живут чернобыльские евреи. Небольшая перебивка, поскольку Ванко с видеокамерой забежал вперед. Кадр склепа с могилой рабби Нахима из Чернобыля. Великий человек, из тех, кто видел Бога везде и во всем. Старшие, кряхтя от подагры, снимают обувь и спускаются в склеп. Яков говорил, что одна могила в гробнице принадлежит рабби Нахиму, а другая – его внуку, который также был рабби. Аркадий вспомнил, как мало места в гробнице, но она, казалось, поглощает человека за человеком, все без обуви и с благостным выражением на лицах. Панорама людей в религиозном экстазе, и с краю кадра Бобби Хоффман в костюме и шляпе, но без бороды, которая бы скрыла его страдание.