Волки в городе (СИ)

Именно тогда у нее и начало формироваться то двойственное отношение к МНБ, которое так до конца и не оформилось в четкое мнение. Главным учителем здесь для нее выступал все тот же Гром. Он говорил ей, что нельзя допускать ошибок прошлого, в котором органы государственной безопасности превратились из инструмента защиты Родины и поиска врагов настоящий в карательную машину партии. По словам Кости, МНБ все больше напоминало ему то старинное НКВД, действовавшее сто лет назад…

Время будто остановилось. Не различая дня и ночи Пэм лежала на своем лежаке, изредка набирала в горсть воды и смачивала горло. Сначала ужасно хотелось есть, но через какое-то время чувство голода отступило, и она вполне обходилась водой, отдававшей ржавчиной и канализацией.

По ее расчетам прошло около трех дней, когда устав от бездействия, Пэм решила занять доскональным изучением подвала. К этому моменту она чувствовала себя кошкой — глаза настолько привыкли к темноте, что очертания комнаты проступали сквозь тьму, словно хоть небольшое освещение, но, все же, было.

Довольно долго она ощупывала стены, выложенные кирпичом, но никакого результат это не приносило — старя кладка была настолько прочной, что, несмотря на то, что в некоторых местах кирпич крошился, пробить или разобрать ее не было никакой возможности. К тому же, у Пэм под рукой не было никаких инструментов — как не искала она хоть что-нибудь, ей не удалось найти ровным счетом ничего. Кто-то начисто прибрался в подвале, прежде чем отправить в него пленницу. В личности этого уборщика у Елены не было никаких сомнений.

И тогда он перешла к полу. Еще в первый день пребывания в комнате она заметила, что стук от ее шагов не всегда одинаков. Но тогда ее голова была занята совсем другими мыслями, чтобы придавать значение этому факту. Где-то от давления на поверхность не раздавалось вообще никаких звуков, но в некоторых местах, особенно около куска трубы, из которого капала вода, можно было услышать легкий стук, такой, словно, внизу какая-то полость, пустота.

Потратив приличное количество времен на изучение этого локального феномена, Пэм окончательно убедилась, что в своих догадках она не ошиблась. Вероятно, размышляла девушка, внизу либо еще одно подвальное помещение, либо канализационный туннель. В пользу второй версии говорила труба.

Поползав по полу, Пэм попыталась руками хотя бы немного отделить деревянную доску, из которых был сложен пол, но у нее ничего не получилось. От бессилия Пэм разрыдалась. Спасение было где-то совсем рядом, его можно было услышать, но эта близость была абсолютно недосягаемой.

Вытирая слезы, девушка переползла к лежаку и вытянулась на полу, глядя в черный потолок. И в этот момент со стороны двери послышался скрежет — кто-то орудовал ключом в замке. Через несколько секунд дверь распахнулась. Снаружи была темнота, что первым удивило девушку — по ее собственному времени сейчас должен был быть день.

На пороге стоял Крот.

— Жива? — осведомился он, не удостоив Пэм приветствия.

Она ничего не ответила, затравленно глядя на застывшего в проеме двери Кротова.

— Я еду принес.

Крот сделал несколько шагов в черноту комнаты, вытянув руку вперед — он явно еще плохо ориентировался в темноте. И в этот момент Пэм, повинуясь какому-то животному инстинкту, и не в силах самой себе объяснить свои действия, со страшным криком бросилась на него, вцепившись ногтями в мягкие, гладко выбритые щеки Крота, который, обладая весьма заурядной внешностью и малым ростом, всегда отличался изысканными костюмами и дорогими запахами — за собой сын министра тщательно следил.

Парень явно не ожидал такого поворота событий. Дезориентированный, он вскрикнул и попытался сбросит с себя Дмитриеву, но сделать этого ему не удалось. Девчонка мертвой хваткой вцепилась ему в лицо, всадив ногти так глубоко, что на какой-то момент Кроту показалось, что она просто проткнула ему щеки насквозь.

Отцепись, сука! — взвыл он и тут же получил коленом между ног.

Согнувшись и задыхаясь от боли, он повалился на колени, уткнувшись лбом в пол. Пэм не теряла ни минуту. Она вырвалась на волю и помчалась в пустоту. Она не знала, куда бежит, но это было и не важно — сейчас главным было спрятаться, скрыться. Остановилась Дмитриева только через двадцать минут, когда обожженные горячим воздухом легкие больше не могли поддерживать ее дыхание. Рухнув на землю, она перевернулась на спину и лежала, глядя в черное беззвездное небо, постепенно приходя в себя. Теперь надо было что-то предпринимать.

Первой ее мыслью было отправиться домой, но довольно быстро Пэм отказалась от этой мысли. Пришлось бы слишком многое объяснять, и не только родителям… А что ей было сказать? Что это она вместе с сыном Кротова расстреляла несколько человек? Что она — член подпольной организации? Понятно, что это означало бы не только конец всего для нее, но и могло повлечь за собой такие последствия для отца, всей семьи…. О более глобальных последствиях Пэм не задумывалась.