Волки в погонах

– Да ведь в дорогу я его всегда сама собирала! Кому знать, как не мне?!

Убежденность, с какой вдова летчика заявила об этом, была не менее искренней, чем изумление Северцева, обнаружившего в своей сумке термос. Даже допустив, что перед ним ломает комедию величайшая актриса в мире, Громов не находил этой лжи логического объяснения. Напротив, если бы Екатерина Павловна собственноручно подложила своему Грише такую свинью, то в ее интересах было бы утверждать, что к сумке мужа она не прикасалась.

– Значит, термоса не было? – уточнил Громов, продолжая вглядываться в глаза Северцевой.

– Не было! – отрезала она. – Я сложила в Гришину сумку обычный дорожный набор. Детектив на вечер, какой-то «Дикий фраер», кажется… Одежду, туалетные принадлежности… Смену белья… Кое-какие продукты, чтобы валюту понапрасну не расходовать. – Тут Северцева чуточку смутилась и, похоже, пожалела о сказанном.

– Обычное дело, – успокоил ее Громов. – Все так поступают. Правда, я думал, что пилотов кормят и поят во время полета бесплатно.

– Конечно. Но, по условиям контракта, Гриша с напарником должны были вылететь из Грозного прямиком в Америку, чтобы доставить самолет обратно. Значит, ночевка в отеле, питание. А знаете, сколько стоит в Америке какой-нибудь паршивый гамбургер?

– Догадываюсь, – сказал Громов, который и в московский «Макдоналдс» до сих пор не удосужился заглянуть. И спросил, прежде чем Северцева успела снабдить его совершенно бесполезной информацией: – Скажите, Екатерина Павловна, пилоты что, по очереди за штурвалом сидят? Один правит, а второй в это время книжку почитывает?

– С чего вы взяли?

– Ваш муж перед самым взлетом открыл сумку, – сообщил Громов Северцевой доверительным тоном. – Явно не для того, чтобы подзакусить домашними пирожками или сменить носки. Вот я и подумал, а что еще ему могло понадобиться? Может быть, книжка? Ну, та самая… Про лютого фармазона…

– Про дикого фраера, – машинально поправила вдова.

– Не вижу особой разницы, – заметил Громов, поморщившись. – И не в названии книжки дело, а в сути… Сумка! Что Григорию Петровичу могло понадобиться в ней в срочном порядке?

– Это имеет какое-то значение? – напряженно осведомилась Северцева. Ее зрачки метнулись из стороны в сторону. Впервые за время беседы.

Громов перехватил ее взгляд. И сумел сделать так, чтобы он больше не увиливал.

– Это имеет очень большое значение, Екатерина Павловна, – отчеканил он. – Огромное.

– Ну… – Она помялась немного, прежде чем неохотно признаться: – Видите ли, в последнее время Гришу сильно беспокоило расширение кавернозных вен нижнего отдела прямой кишки…

С каждой секундой голос Северцевой звучал все тише и тише, пока не перешел в едва слышный шепот. Уже из одного этого следовало, что речь идет о некой неприличной болезни, не делающей чести летчикам ни живым, ни мертвым. Отметя методом дедукции всякие венерические напасти, Громов, мало сведущий в медицине, легко сделал вывод, что речь идет о банальном геморрое.

– Григорий Петрович искал в сумке… свечи? – осторожно предположил он.

– Свечи Грише моему другие понадобились. Те, что за упокой души. – Северцева через силу улыбнулась, показав, как нелегко дается ей этот горький смех сквозь слезы, и пояснила: – А при жизни он специальным аэрозолем пользовался. В случае обострений – каждый час.

– Понятно. – Громов деликатно отвернулся.

Кое-что прояснилось. Тот, кто подложил Северцеву бомбу, не подозревал о его интимном недуге и никак не предполагал, что сумка будет открыта раньше времени. Жидкость, которой был наполнен термос, должна была охладиться до нужной температуры где-нибудь под конец рейса между Москвой и Грозным, в предгорьях Большого Кавказа, но обострившийся геморрой второго пилота внес в этот план неожиданные коррективы. Да и само использование термоса в качестве оболочки для взрывчатки также наводило на мысль о том, что злоумышленник плохо знал привычки Северцева. Посторонний? Вряд ли. Беспрепятственный доступ к сумке пилота преступник все же имел, чем и воспользовался. Кто же это мог быть?

Мозг услужливо напомнил Громову о существовании дочери Северцевой, проживающей вместе с родителями. Молодежь мало интересуется вкусами своих предков, а уж их болячки им и вовсе по барабану. Но хуже всего, мрачно подумал Громов, что некоторые нынешние детишки за деньги отца родного не то что продадут – угробят, не особо терзаясь угрызениями совести. Неужели Северцева-младшая из этой подлой породы мелких хищников? Как, кстати, ее зовут?

Последний вопрос был задан вслух, слегка озадачив вдову летчика.

– Кого? – удивилась она.

– Я имею в виду вашу дочь, – улыбнулся Громов. – Надеюсь, девушка сумеет стать вам опорой в этот трудный час.

– А вот Региночку, пожалуйста, оставьте в покое! – заявила Северцева. Она была уже не только вдовой, но и матерью. Ее грудь выпятилась вперед, как у наседки, защищающей свой выводок.

– Значит, ее зовут Региной, – подытожил Громов, пропуская мимо ушей все, кроме интересующего его имени. – Сколько ей лет? Она учится? Работает?