Волкодав

В конце концов она всё сделала правильно и от души выломала ему руку, укладывая на землю. Близнецы, привычные к потасовкам, постигли приём гораздо раньше неё и уже вовсю валяли один другого по поляне, только знай отряхивали сухие иголки, липнувшие к потным лоснящимся спинам. Волкодав ещё несколько раз дал кнесинке себя повалить, потом подозвал Лихобора, а девушку поручил Лихославу. И почти сразу понял, что поспешил. Первый блин вышел комом. Взрослый парень был намного сильней кнесинки, вот только соразмерять силёнку не научился: молодая правительница зашипела сквозь зубы и принялась яростно тереть помятую кисть. Лихослав испугался, бросился её поднимать. Кнесинка села, и из глаз сами собой хлынули слёзы. Она вытирала их о штанину и сердито шмыгала носом. Сама рада была бы остановиться, но не могла. Волкодав отлично помнил себя мальчишкой и знал, что это такое. Обида тела, ни за что ни про что наказанного неожиданной болью. Так бывает, когда моешь пол, хочешь выпрямиться и с маху бьёшься головой о Божью Ладонь. Ещё он знал, что пуще всего сейчас кнесинке хотелось всё бросить, сесть на лошадь и ускакать домой. Туда, где ждёт лавка, застланная пуховой периной. И мисочка с финиками и мытым изюмом для услаждения души. И руки-ноги никто оторвать не норовит… Зачем муки принимать, пусть бы мужики друг друга ломали. Ей – себя холить, ей – по садику с цветами заморскими неспешно гулять…

Трое мужчин сидели на корточках вокруг и на всякий случай помалкивали, и о том, что телохранителям следовало ещё и озираться по сторонам, памятовал один Волкодав.

Кнесинка встала, решительно высморкалась и что было силы вцепилась здоровой рукой в запястье Лихослава:

– Давай!

– Государыня… – струсил отрок.

Волкодав вмешался:

– Давай, Лихослав, только… во всю силу – со мной одним.

Юнцу всегда охота скорей прихвастнуть едва добытым умением, скорее пустить в ход науку, особенно воинскую… Волкодав был старше братьев всего-то года, может, на три, но, думая так, чувствовал себя едва ли не дедом мальчишкам. Лихослав с запозданием, но всё же сообразил, что здесь, как и на мечах, не сразу хватают острые боевые клинки, сперва балуются деревянными. И в памяти затвердится, и не убьёшь никого…

Он крутанулся, ринул кнесинку и уложил её в колючую травку, но на сей раз – с примерной осторожностью. Ещё придёт время жилы в схватке тянуть. Потом они поменялись местами, кнесинка шмякнула оземь парня на голову больше себя и топнула ногой:

– Не моги поддаваться!

Когда ехали домой, Волкодав приметил, что она берегла левую руку. Он задумался, как обычно, с трудом подыскивая слова, и, только когда впереди уже замаячила городская стена, наконец спросил:

– Надо ли трудить себя так, госпожа? Не ты нас, мы тебя хранить уряжались…

Слова он нашёл всё же не самые разумные. Едва выговорив, сам понял это и стал ждать: сейчас осердится и скажет – без тебя, дескать, знаю, что надо мне, чего не надо. Кнесинка сдвинула брови и стала поправлять серебряные обручья, хотя багровые пятна начавших проступать синяков и так были надёжно спрятаны рукавами.

– Я дочь вождя, – сказала девушка. – Если я взялась, я не должна отступать.

Дочь вождя, подумал Волкодав. Самое печальное, что получалось у неё на удивление хорошо. Верно же говорят: за что ни возьмутся вожди, всё у них спорится лучше, чем у обычных людей. Может, потому и спорится, что помнит хороший вождь, на ком держится удача народа. Вот и дочерям вождей нету равных ни в красоте, ни в ловкости, ни в уме. Ни в стойкости душевной…

А ещё говорили, будто лицом и телом кнесинка Елень была сущая мать. Мать-воительница. Вот и думай: к добру это? Или не к добру?..

Лето близилось к исходу, и в городе всё чаще поговаривали о том, что государь Глузд, мол, совсем скоро вернётся. Волкодав не очень любопытствовал, куда он уехал, но всё же узнал: кнес проводил лето в большой и могущественной стране Велимор, договариваясь там о торговле и, случись что, о военной подмоге. Нет, не то чтобы кто-нибудь угрожал Галираду или, тем более, могучему Велимору. Просто сольвенны хотели заручиться добрым расположением сильного и воинственного соседа. Что же до Велимора, то и ему, верно, небезразлична была дружба крепкой северной державы. Ибо, как всем было хорошо известно, Галирад никому себя доселе в обиду не давал…

В Велиморе Волкодав не бывал и знал эту страну больше по слухам. Лежала она, как говорили, в самом сердце Замковых гор, и вели туда считанные дороги, все как одна проходившие извилистыми глухими ущельями. И было у этих ущелий одно общее свойство. На некотором расстоянии от входа скалы совсем перекрывали их, смыкаясь над головами. Все, кто бывал в Велиморе, в один голос утверждали, что в этих каменных тоннелях было удивительно неуютно. Гораздо хуже, чем в обычных теснинах или даже пещерах. Стоило, однако, выйти из-под сплошного свода по ту или другую сторону – и мерзкое ощущение пропадало бесследно…