– Гурцата Великого, – сказала кнесинка Елень.
– Воистину тебе многое известно о тех временах, благородная бан-риона, – поклонилась Эртан. – Только мы, западные вельхи, больше называем его Гурцатом Жестоким. А ирваны, которых он частью истребил, частью увёл в рабство, иначе как Проклинаемым его и не зовут… Говорят, тот отряд успел награбить несчитанные богатства, но полководцу всё было мало. Он не щадил на своём пути никого, а чтобы ненароком не пропустить какую-нибудь лесную деревню, схватил одного юношу из местных, гостившего у друзей, и велел показывать путь. Да пригрозил посадить его на кол, если он утаит от них хоть маленькое зимовье… Юноше не захотелось умирать, и он повёл их от одной деревни к другой. У нас не помнят, как его звали, и не называют его героем.
– Много дней двигалось войско, – продолжала Эртан. – И там, где оно проходило, люди, говорят, до сих пор не живут. Только настало утро, когда следующей должна была стать его родная деревня…
Про себя Волкодав был уверен, что два сказания связывало не больше родства, чем бывает у двоих случайно похожих людей. Ещё он знал, что Тилорн, окажись мудрец здесь, до вечера объяснял бы ему, что никакой случайности не было и в помине.
– И тогда юноша понял, что не сможет отдать жестоким насильникам свой дом и родных, – рассказывала Эртан. – Уж лучше какой угодно смертью погибнуть. А раз самому жизни не будет, хорошо бы и недругов с собой прихватить. Решился он и повёл вражье войско охотничьей тропой прямо в Кайеранские топи. А тропку ту, если тайных вешек не знать, умри – не отыщешь. Так ушли они, и больше их никто никогда не видал. Живыми то есть. Три тысячи было их, и ни один не вернулся.
Эртан замолчала, и уже Аптахар спросил её:
– Так почему всё же место недоброе? Ушли, сгинули, и Хёгг их прибрал. Да и дорога не прямо же через топи ведёт?
– Людям запомнился рассказ о сокровищах, которые унесло с собой пропавшее войско, – пояснила Эртан. – Минуло время, нашлись сорвиголовы, охочие до ничейных богатств. Сколько их потонуло в Кайеранах, никто не считал, но кое-кто, видно, всё же добрался. У нас думают, что те люди рылись в поисках золота и потревожили кости усопших. Тогда-то неупокоенные души проснулись, чтобы люто отмстить… Вот и случается, что путешественники, заночевавшие на Старой дороге, исчезают навеки.
Волкодав потом спрашивал Лихослава и Лихобора, храбрые парни сознались, что ощутили между лопатками холодок и возблагодарили Око Богов за то, что оно стояло высоко в небесах, не спеша уходить в Закатное море.
Пока Эртан рассказывала, к ним вместе с Дунгормом и Мужилой подъехал боярин Лучезар. Левый еле дождался, чтобы девушка докончила свою повесть; вороной чувствовал нетерпение седока и выгибал шею, перекатывая во рту невкусное грызло.
Когда же все притихли, Лучезар сказал со смешком:
– Я слышал, «вельхи» раньше значило «мужественный народ»…
Эртан переглянулась с Мал-Гоной и ответила ровным голосом:
– А я слышала, господин мой, что это слово и теперь то же самое значит.
– Ну так пора заменить, – сказал Лучезар. – Или это мужественное деяние – из-за каких-то призраков бросить в запустении отличную дорогу? Да кто хоть их видел-то?
– Позволь напомнить тебе, родич, что земли западных вельхов мы уже миновали, – подала голос кнесинка Елень. – Не они ту дорогу прокладывали, не они её и бросали.
Кнесинке очень не нравилось, когда Лучезар принимался кого-то задирать. Хватит и того, что он был чуть не на ножах с Волкодавом.