Волкогоновский Ленин (критический анализ книги Д. Волкогонова “Ленин”)

Я тогда же расценил это утверждение как злобную ан- тиленинскую утку, ибо знал, что такого документа нет в архивах, как не происходили в жизни и еженедельные рас­стрелы служителей культа. В этом я окончательно убе­дился, прочитав во 2-м томе сборника “Ленин” подглавку “Ленин и церковь”: там и в помине нет такого “докумен­та”... Как нет и волкогоновского извинения за свое громо­гласное и преступное вранье. Зато каждая страница под- главки усеяна досужими домыслами и вымыслами о Вла­димире Ильиче, вроде: “Он сам поразительно легко, без видимых мучений, сомнений, переживаний порвал с рели­гией, так никогда и не погрузившись в ее лоно. Ранние увлечения материалистическими учениями сделали его пе­реход от полуверы (в школьные годы) к неверию легким и незаметным”.

Убежден, что Волкогонов не сумеет вразумительно по­яснить, что значит “погрузиться в лоно религии”. И нет такого исторического источника, который свидетельство­вал бы о том, что у В. Ульянова была “полувера”, от кото­рой он якобы легко и незаметно перешел к неверию. Я, ав­тор книг о гимназических годах Владимира Ильича, твер­до уверен, что его разрыв с религией произошел не только после знакомства с материалистическими учениями, но и в результате долгих и мучительных раздумий над окру­жающей действительностью — о тщетности обращений за помощью к всевышнему людей, угнетенных социальной не­справедливостью, нападках церковников на народную шко­лу, руководимую отцом, о пьянстве и поборах, которыми нередко занимались служители культа. Росту неверия спо­собствовали схоластическое преподавание закона божьего в гимназии, заключавшегося в зазубривании сухих и труд­ных учебников, суровость наказаний, которым директор Ф. М. Керенский подвергал учеников, уклонившихся от по­сещения богослужений и т. п.

Переход к неверию, вопреки представлениям Дмитрия Антоновича, не был “легким и незаметным” еще и потому, что закон божий и богословие являлись обязательными предметами не только в гимназиях, но и в высших учеб­ных заведениях. Поэтому В. Ульянову довелось сдавать выпускной экзамен по закону божьему в гимназии, изу­чать в 1887 году богословие в Казанском университете и сдавать испытания по церковному праву в Петербургском университете в 1891 году.

Еще один пример легковесных суждений автора. Он ут­верждает, что Владимир Ильич в своей жизни “имел дос­таточно близкие связи с одним священником... — Георгием Гапоном”.

Да, действительно, в начале первой русской револю­ции Владимир Ильич получил от Гапона “Открытое пись­мо к социалистическим партиям России” с призывом не­медленно войти в соглашение между собой и приступить к подготовке вооруженного восстания против царизма, а так­же “Воззвание Георгия Гапона к Петербургским рабочим и ко всему российскому пролетариату”. Присутствовал и на конференции российских социалистических организа­ций, созванной Г. Гапоном 20 марта 1905 года в Женеве, но, убедившись, что конференция является “игрушкой в руках с.-р. (эсеров. — Ж. Т.)” и что рабочие партии на нее не приглашены, Владимир Ильич покинул конференцию. Эти и некоторые другие факты говорят лишь о том, что Гапон неоднократно обращался к Ленину, но тот не имел каких-то “близких связей” с ним и избегал встреч.

В завершение разговора о погружении в “лоно церкви” замечу, что Владимир Ильич и в юности, и в зрелые годы никогда не позволял себе подтрунивать или насмехаться над чувствами верующих и старался соблюдать все пра­вила приличия по отношению к установленным законом религиозным обрядам. Так, находясь в ссылке в деревне Кокушкино Казанской губернии, он в 1888 году, по прось­бе крестьянской семьи, присутствовал в церкви в качестве восприемника их дочери. Обязанности “крестного отца” он выполнял и позже, когда находился под гласным полицей­ским надзором в Самарской губернии.

“Известный историк” полагает, что “Ленин не оставил глубоких трактатов о месте и роли религии в человече­ском обществе” и ограничился “пропагандистскими пам­флетами “Социализм и религия”, “О значении воинствую­щего материализма”, некоторыми партийными указания­ми в программных документах”. Если бы автор с большей ответственностью относился к тому, что он пишет, то дол­жен был бы упомянуть хотя бы книгу “Материализм и эмпириокритицизм” Ленина и его статьи о Л. Толстом и толстовщине, о богостроителях и богоискателях, “Об отно­шении рабочей партии к религии”.