Волкогуб и омела

— Основатели считали, что в названии «Анонимные оборотни» есть основательность.

— Основательность?

— Ну, да. Глубина, весомость — извините, я школьная училка, и мы это слово сейчас как раз проходим. Создавая группу, они решили, что «Анонимные оборотни» — самое лучшее возможное название. А то чуть было не назвали «Сами себе зоопарк».

— Ага, понятно. — Он оглядел группу, приветственно помахал рукой. — Меня зовут Уэстон.

Он ждал ответа в унисон: «Привет, Уэстон!» Ответа не было.

— Всем привет! — попробовал Уэстон.

Опять никакой реакции.

— Они не слишком общительны, когда перед ними еда, — пояснила Ирена.

— Да, похоже. Так вы… вы териантроп?

— Оборотень-гепард. Что забавно, если учесть, что я училка.

Он захлопал глазами — до него не дошло.

— Мы шпаргальщиков[20] гоняем.

Ирена поднесла руку ко рту, не в силах сдержать приступа смеха.

Уэстон понял, что уже влюбился в нее по уши.

— А кто все остальные?

— Отставной морпех, Скотт Ховард. Черепаха-оборотень.

Уэстон посмотрел на этого человека новыми глазами: длинная морщинистая шея, согнутая спина.

— Ему подходит.

— Небольшой человек с большой головой — Дэвид Кесслер. Коралл.

Уэстон заморгал:

— То есть он оборачивается кораллом?

— Ага.

— Как на рифе?

— Тише, тише. Он может обидеться.

— А вот та пожилая женщина? — Уэстон показал на плотную фигуру с пышной путаницей черных курчавых волос.

— Филлис Алленби. Меховушка.

— А что это такое?

— Меховушки одеваются в костюмы животных. Как талисманки бейсбольных команд.

— Зачем? — не понял Уэстон.

— Не знаю точно. Может, какое-то сексуальное отклонение.

— Так она не териантроп?

— Нет, она любит наряжаться бегемотом и танцевать в таком виде. Мне лично это непонятно.

— А почему она допущена на собрание?

— Да нам как-то ее жалко.

Тут их окликнул высокий мужчина, шевельнув усыпанными какой-то крошкой губами:

— Вы там про нас?

Ирена направила на него указательный палец, отставив большой вверх, изобразила выстрел из пистолета:

— Про тебя отдельно, Энди.

Он вальяжно подошел, скалясь обмазанным шоколадом ртом:

— Энди Мак-Дермот, кабан-оборотень.

— Вы… вы становитесь свиньей? — предположил Уэстон.

— На самом деле, когда встает полная луна, я превращаюсь в собеседника, интересующегося только собой и конечно рассказывающего о каждой мелкой подробности своей жизни.

Уэстон не понял, что тут можно сказать. Энди хлопнул его по плечу — так энергично, что Уэстон покачнулся.

— В зануду! Доходит? Оборотень-зануда[21]! — Он рассмеялся, обдав Уэстона сладкой крошкой. — Шучу. В свинью, конечно.

— В еще большую свинью, чем обычно, Энди?

Мак-Дермот бросил на Ирену до невозможности похотливый взгляд:

— До чего ж ты горячая штучка, Ирена. Когда же мы с тобой заведем себе выводок маленьких котосят?

— Первого никогда, Энди. И это были бы не котосята, а пардосвинки.

— Зачет, — отметила Филлис. — Пристрели эту свинью, девушка.

— А последний кто? — спросил Уэстон. — Вон тот, большой?

Все трое оглянулись на мускулистого человека, который сидел за столом и смотрел отсутствующими глазами.

— Это Райан.

— Просто Райан — и все?

Энди вытер рот рукавом.

— Все, что он нам сказал. Всегда молчит. Ни слова никогда не скажет. Приходит на каждое собрание и сидит с видом Терминатора.

— А во что он превращается?

— Никто не знает. Во что-то наверняка превращается, а то бы Зила его сюда не послала. — Энди обернулся к Уэстону: — Так, значит, ты и есть Нейпервильский Потрошитель? И что ты за териантроп? Крыса? — Энди нахмурился.

— Точно не знаю. Я думаю, что я — вервольф.

Группа хором расхохоталась.

— Что смешного?

— Поначалу все считают себя вервольфами, — объяснила Ирена, погладив его по рукаву. — Потому что из териантропов они самые популярные.

— Им достается вся пресса, и все книги о них пишутся, — сказал Энди. — И фильмы тоже про них. Никогда же не увидишь блокбастер «Американский кабан-оборотень в Лондоне».

— Или ужастик «Хрюканье», — добавила Филлис. Может, она просто меховушка, но Уэстону Филлис начинала нравиться.

Рука Ирены пошла вверх, поглаживая ему плечо, и Уэстон почувствовал, как голова начинает кружиться:

— Мы не помним, во что превращаемся, и сперва полагаем, что мы — вервольфы.

— А как мне узнать, во что я превращаюсь?

— Я себе поставил видеокамеру и записал себя. — Энди полез в карман и достал диск. — Хочешь, поставим?

— Не соглашайся, — предупредила Филлис. — В прошлый раз он поставил запись, как он с какой-то женщиной занимается мерзостью. Нет, настоящей мерзостью.

— Ну, ошибся. — Энди нагнулся к Уэстону и прошептал. — Она из группы поддержки спортсменов в колледже, обучается технике массажа. Я потом неделю враскорячку ходил.

— Это была старуха, — уточнила Филлис. — С ходунком на колесах.

— А ты, извращенка меховая, не лезь в чужой разговор. Ты даже не териантроп.

Филлис решительно выставила подбородок:

— Я в душе териантроп.

— Когда наступает полнолуние, ты в бегемота не превращаешься. Ты превращаешься в идиотку, которая напяливает бегемотский маскарад и пляшет, как затейница на празднике для дефективных детей.

Филлис вскочила, сжимая кулаки.

— Я тебе сейчас в хавало яблоко забью и зажарю тебя в собственном жиру, ветчина!