Волков-блюз

Словно два путника, поднимающиеся к вершине, достигают пика и обнимаются, становясь единым целым, причем не только друг с другом, но и с самой этой горой, скалой, твердью, а потом рассыпаются горстью камней, превращающихся от накала чувств в лаву.

На короткое время я перестал ощущать себя, растворившись в Айранэ. Когда открыл глаза, она уже спала. Черты ее лица оказались неожиданно острыми. В обычной жизни эта острота скрадывалась мимикой. Сейчас же ее лицо выглядело серьезно и трогательно, как у ребенка, узнавшего о том, что все мы смертны.

Неожиданно для себя я поцеловал ее в щеку, встал с постели, собрал свои вещи и прямо как был, обнаженным, прошел на мужскую половину, к счастью не встретив по пути никого из семьи и домочадцев.

Родная постель – твердая, с тонким одеялом и упругим валиком подушки – приняла меня в свои объятия, не упрекая в короткой измене с мягким ложем жены.

Пиликнул телефон. Уже почти засыпая, я глянул – пришло сообщение от Славы: «Поставь Будильник». С отцом мы не говорили годами, но время от времени он кидал мне какие-нибудь приложения и ссылки на кафе или сайты, но я никогда не пользовался его советами.

Я смахнул сообщение и провалился в сон.

По прямой от моего дома до офиса – не больше километра. Проблема в том, что пройти насквозь пешком это расстояние невозможно – мешают широкополосное шоссе и несколько веток монорельса. Ближайшие пешеходные переходы через них находятся в часе неспешной ходьбы в одну сторону и в полутора – в другую.

Вот и получается, что, даже видя из окна дома краешек своего офисного здания, так просто я в свой кабинет не попаду. Чтобы добраться, я сажусь в длинный «драгон» семьдесят восьмого года, завожу древний газовый двигатель, придушенный двумя катализаторами, и еду полчаса по пробкам через три гигантские развязки.

И при этом наблюдаю экраны с социальной рекламой, в которой нет-нет да и мелькнет фото нашей семьи со мной девятилетним, мужественным отцом и женственной матерью или дедом Витей, отцом отца, которого зарезали незадолго до моего рождения – а ведь он должен был стать президентом дистрикта, причем величайшим, судя по статьям в мужской «Вики»!

Тридцать минут дороги привычным маршрутом – и я на месте.

Это обычно.

Но сегодня я обнаружил, что одна из развязок перекрыта по непонятной причине и работники в полосатых жилетках направляют в объезд.

В сторону Нижнего города, вдаль от центра, к женскому анклаву, вечным трущобам, которые каждый новый мэр обещает снести и отстроить заново, но до дела никогда не доходит.

За восемь лет моего автомобильного стажа я изучил эти места довольно неплохо, поэтому не стал толкаться со всеми в сторону кольца, а съехал под мост, к гаражам. Там, чуть дальше, еще лет двадцать назад ушлые контрабандисты прорыли тоннель к таможенным складам, через несколько лет тоннель нашли, но не засыпали, а облагородили асфальтом: по местной легенде, эта дыра сокращала путь начальнику милиции от работы до дома в два раза.

Учитывая, что третий зам начальника милиции – мой отец, а сам начальник – мой двоюродный дед, я точно знаю, что это не так. И еще точнее – что узаконивал тоннель тоже дед, продираясь сквозь недра бюрократии – не только мужской и привычной, но и женской, так как со стороны гаражей земля принадлежала анклаву.

Здесь тоже толкались, причем в отличие от развязок, где ездили преимущественно мужские, приземистые автомобили, внизу было полно и женских – высоких джипов и минивэнов.

Я спокойно стоял в короткой, двигающейся пробке, когда справа из бокового проезда на приличной скорости выскочила юркая «ведунья» и с визгом тормозов и заносом впечаталась в бок моей машины, ровно за водительской дверцей.

Едущие сзади спокойно перестроились левее, объезжая нас. Я вылез из машины, подошел к виновнице аварии – она сидела, не двигаясь, старательно отворачиваясь от меня.

– Добрый день, – сказал я, вежливо ускорив речь. – Если он, конечно, добрый.

Дама в машине была из низшего класса. То есть все мы помним слова уважаемого президента, многократно обмусоленные журналистами и политологами, – чего греха таить, в числе таких комментаторов был и я, – о том, что нам надо развивать средний класс, о том, что он растет очень быстрыми темпами, и о том, что именно на него надо опираться в деле ухода от нашей животной натуры.

Но в конечном итоге ведь нет никакого «среднего класса». Есть класс высший: статные и хрупкие женщины и атлетически сложенные мужчины. И есть все остальные: приземистые, коренастые мужчины и под стать им – женщины, которые лишь чуть выше их.

Можно считать и по-другому: например, мой ныне покойный дядя Сёма был не особенно изящным – и тогда получится, что те, кто учится, живет и работает в смешанных командах, где есть и мужчины, и женщины, – это элита. А остальные, кто сталкивается с противоположным полом очень редко – и я не только про анклавы и коммуны, – это низший класс.