Волков и Красная Шапочка (СИ)

  - Да ты что! - Елизавета в ужасе вскочила, едва не уронив красную пластиковую табуретку, на которой сидела. - Я не фанат! У меня туалет весь котами ободран, и кран в ванной течёт!

  - Починим, - жизнерадостно заверил Зямыч. - У меня папа сантехник, а я умею плитку класть. Кафельную.

  С мужскими руками в хозяйстве у Елизаветы, увы, были траблы. Жила она вместе с дочерью, пятилетней Зайкой, и тремя котами, Мотей, Мулей и Баксом. Так что положиться она могла только на сильную половину своих 'редкалек'.

  Титаническим усилием воли она отогнала от себя видение сикось-накось налепленной Зямычем плитки и кротко сообщила:

  - Ребят, вы не о том толкуете. Мы ушли от вопроса о золотом запасе, который нам срочно понадобится, если Кузьмичи согласятся. Сколько сейчас стоит билет на самолёт от Новосиба? Тысяч пять?

  Сама она повсюду ездила поездом. Плацкартой. Ей нравилось.

  - Все восемь, - лаконично поведал Гробик. - 'Дырка от бублика', то есть наша команда КВН, туда зимой летала. Страна у нас большая. Порядка ж нет как нет.

  - Это нереально, - устало выдохнула Елизавета после выразительной паузы. Она тоже помнила бессмертные строки Алексея Константиновича Толстого наизусть. Страна и в самом деле была очень большой, поездки по ней влетали в копеечку. - Нам негде взять такие деньги. Тридцать две тысячи в первом приближении. Отбой.

  - Слушай, Елизавет, - проникновенно изрёк Гробик, которому, как некрасовскому мужику, если уж втемяшивалась в башку какая блажь, колом её оттудова невозможно было выбить. - А если мы будем печатать рекламу, а?

  Реклама пышным цветом цвела во всех остальных городских газетах, за исключением 'Понтия Пилата' - во-первых, потому, что 'Пилат' был изданием оппозиционным, а во-вторых, потому, что никто в редакции рекламой заниматься не умел.

  - Я этого никогда раньше не делала, - упавшим голосом призналась Елизавета.

  - Всё когда-нибудь бывает в первый раз, - не моргнув глазом, утешил её Гробик. - Со мной на курсе учится один деятель, он подвизается в 'Руках' рекламным агентом. Он вроде путёвый. Я его попрошу прийти.

  Под 'Руками' он подразумевал еженедельник бесплатных объявлений 'Из рук в руки'.

  - Мы становимся продажными тварями! - утробно провыл Зямыч, терзая свои кудри истинно гамлетовским жестом.

  - Исключительно ради благого дела, - философски пожал плечами Гробик.

  - В общем, пусть деятель приходит, - вздохнула Елизавета. - Завтра, после двух.

  Всё происходящее и намечающееся ей совершенно не нравилось, но деваться было некуда. Попутный ветер весело подгонял пиратский корабль.

  * * *

  На другой день после двух, как, впрочем, и до двух, в редакции 'Пилата' царил обычный весёлый бедлам. Елизавете хотелось бы думать, что это рабочая обстановка, но увы, это был именно бедлам, он же дурдом. Ибо большинство торчащих в редакции недорослей не работали, а увлечённо тусили. В углу ролевик по кличке Олд Хип, весь в разноцветных фенечках и при жидкой бородёнке, клепал из жестянок элементы будущей боевой кольчуги. Попутно он объяснял уважительно внимающим ему Айспаку и его другу Сентинелу, что именно и в каком порядке он делает. Процесс, кстати, являлся точным прообразом грядущих ютубовских роликов.

  В другом углу готичные девы Рэтка с Мустардкой, сидя в обнимочку на сломанном складном кресле, вслух вычитывали Рэткино эссе по литературе, иногда консультируясь с Елизаветой. Обе временно кантовались при редакции, ибо мать недавно выгнала Рэтку из дома, прознав о 'розовых' наклонностях дочери, а место в студенческой общаге той пока не выделили. Остальные пилатовцы звали обеих дев 'наши Татушки' и отчаянно им завидовали, потому что те прочно оккупировали вожделенное место редакционного ночного сторожа. Сентинел даже во всеуслышание заявлял, что ради халявного Инета он и сам готов сменить ориентацию, умильно поглядывая при этом на Айспака. Тот свирепо показывал легкомысленному дружбану кулак, как и Елизавета, не любившая таких шуточек. Она считала нетрадиционную ориентацию трагедией, особенно в городе Ю, где на улицах властвовали 'бригадки' гопников.

  Отдельной группкой тусовались редакционные художники Захар и Анютка, которые через пятнадцать лет назывались бы артерами. Они вытаскивали из папки с завязочками статьи и письма, отложенные Елизаветой для публикации в ближайших номерах и обсуждали, кто и что будет по ним рисовать. Для поднятия творческого духа сидевший здесь же на столе местный бард Ростик наигрывал им на гитаре новую балладу - что-то про ночь, луну и одинокого волка-оборотня.